Филлис Джеймс - Дитя человеческое

– Это правда, Тео, потрогай, – сказала она.

Под накидкой на ней была блуза, спускавшаяся на широкие брюки. Она взяла правую руку Тео и сунула ее под хлопковую ткань блузы, сильно оттянув резинку брюк. Раздутый живот на ощупь был тугим, как мяч, и первой мыслью Тео было: поразительно, что эту громадную выпуклость почти не видно под одеждой. Сначала кожа Джулиан, растянутая, но шелковисто-мягкая, казалась прохладной под его рукой, но прошло несколько секунд, и тепло от него перешло к ней, так что он уже не чувствовал какой-либо разницы, и ему показалось, что их плоть слилась воедино. И вдруг он ощутил какой-то резкий судорожный спазм – и его руку отбросило в сторону. Джулиан засмеялась, и ее радостный смех, как звон колокольчиков, наполнил часовню.

– Послушай, – сказала она, – послушай, как бьется сердце.

Для этого нужно было опуститься на колени, и Тео без всякого смущения сделал это, не придав своему поступку оттенка преклонения, уверенный, что только так и должен поступить. Он обнял ее правой рукой за талию и прижал ухо к ее животу. Он не услышал биения сердца, но почувствовал, как ребенок шевелится, почувствовал: он живет. На него нахлынула волна смятения – подняла, опрокинула и поглотила, повергнув в благоговейный трепет, а потом отступила, оставив его изможденным и слабым. Мгновение он стоял на коленях, не в состоянии двинуться, держась лишь за Джулиан, ощущая, как все его существо наполняет ее запах, ее тепло, сама ее суть. Затем выпрямился и встал, чувствуя на себе их взгляды. Но по-прежнему никто не произнес ни слова. Тео хотел сейчас только одного: чтобы они ушли, чтобы он мог увести Джулиан во тьму и тишину ночи и стать с ней частью этой тьмы и тишины. Ему было необходимо привести в порядок свои мысли, чувствовать, а не говорить. Но он знал, что должен что-то сказать и что ему потребуется для этого вся сила его убеждения. И слов может оказаться недостаточно. Ему понадобится противопоставить волю свою – другой воле, страсть – другой страсти. Все, что он мог предложить, – это здравый смысл, доказательства и логику, в которые верил всю свою жизнь. Сейчас же Тео чувствовал себя уязвимым и неполноценным в той сфере, где некогда ощущал абсолютную уверенность и убежденность.

Он отодвинулся от Джулиан и обратился к Мириам:

– Дайте мне фонарь.

Та молча передала ему фонарь, и, включив его, он провел лучом по их лицам. Они внимательно смотрели на него: взгляд Мириам был вопросительно-насмешливым, Ролфа – обиженным, но торжествующим, Льюка – полным отчаянной мольбы.

Первым заговорил Льюк:

– Тео, вы понимаете, что нам надо бежать, что мы должны обеспечить безопасность Джулиан?

– Вы не обеспечите ей безопасность, ударившись в бега, – возразил Тео. – Ее беременность меняет все, причем не только для вас, но для всего мира. Теперь ничто не имеет значения, кроме безопасности Джулиан и ребенка. Ей следует находиться в больнице. Позвоните Правителю или позвольте сделать это мне. Как только об этом станет известно, никому уже не придет в голову думать о подрывных листовках или инакомыслии. Ни в Совете, ни в стране, ни, раз уж на то пошло, в мире не найдется ни одного влиятельного человека, который не будет озабочен только одним – благополучным рождением этого ребенка.

Джулиан положила свою обезображенную руку на его и произнесла:

– Пожалуйста, не заставляй меня. Я не хочу, чтобы он присутствовал при рождении моего ребенка.

– Ему не обязательно при этом присутствовать. Он сделает то, что ты захочешь. Все сделают то, что ты захочешь.

– Он будет там. Ты же знаешь, что это так. Он будет присутствовать при рождении, и он будет всегда. Он убил брата Мириам, а сейчас убивает Гаскойна. Если я попаду к нему в руки, мне уже никогда от него не освободиться. И мой ребенок тоже никогда не будет свободен.

«Каким образом, – подумал Тео, – она надеется скрыться от Ксана? Неужели она предполагает вечно держать в секрете рождение ребенка?» Но вслух сказал:

– Прежде всего ты должна думать о своем ребенке. А если осложнение, кровотечение?

– Ничего не случится. Мириам позаботится обо мне.

Тео повернулся к негритянке:

– Скажите ей, Мириам. Вы же профессионал. И знаете, что ей следует находиться в больнице. Или вы думаете только о себе? О своей славе? Конечно, это же будет событие, не так ли? Акушерка, принявшая первого человека новой расы – если это именно то, что предначертано этому ребенку. Вы не хотите ни с кем делить славу, вы боитесь лишиться даже доли ее. Вы хотите быть единственной свидетельницей появления на свет этого чудо-ребенка.

– Я приняла двести восемьдесят младенцев, – спокойно ответила Мириам. – И каждый раз это было чудо. Все, что я хочу, – это чтобы мать и ребенок были в безопасности. На милость Правителя Англии я не оставила бы и беременную сучку. Да, я предпочла бы принять роды в больнице, но у Джулиан есть право выбора.

Тео повернулся к Ролфу:

– А что думает отец?

Ролф был нетерпелив.

– Если мы будем зря болтать, у нас просто не останется выбора. Джулиан права. Как только она попадет в руки Правителя, он все возьмет на себя. Он будет присутствовать при родах. Он объявит об этом миру. Он покажет по телевидению моего ребенка народу. Но ведь это мое право, а не его.

«Господи, – подумал Тео, – и этот человек считает, что поддерживает жену! Да ему нужно лишь, чтобы ребенок благополучно родился до того, как Ксан и Совет узнают о ее беременности».

От злости и разочарования Тео заговорил слишком резко:

– Это сумасшествие! Вы же не дети, чтобы носиться с новой игрушкой, не давая ее другим. Рождение ребенка Джулиан – событие для всего мира, а не только Англии. Это дитя принадлежит человечеству.

– Это дитя принадлежит Богу, – уточнил Льюк.

– Боже мой! Разве нельзя все обсудить, исходя из здравого смысла? – воскликнул Тео.

Тут в разговор вступила Мириам.

– Ребенок принадлежит самому себе, но его мать – Джулиан, – заявила она. – До тех пор, пока он не родился, и какое-то время после рождения мать и дитя – единое целое. Джулиан имеет право решать, где ей рожать.

– Даже несмотря на риск потерять ребенка?

– Если я рожу моего ребенка в присутствии Правителя, оба умрем, – сказала Джулиан.

– Это просто смешно.

Тогда Мириам спокойно спросила:

– Хотите взять риск на себя? – И, не дождавшись ответа, повторила вопрос: – Вы готовы принять на себя эту ответственность?

– Но каковы ваши планы?

Вновь заговорил Ролф:

– Найти какое-нибудь безопасное место. Пустующий дом, коттедж – любое укромное место, где мы можем переждать четыре недели. Лучше всего в удаленной сельской местности или даже в лесу. Нам необходимы пища, вода и машина. Единственная машина, которая у нас есть, – моя, но они наверняка знают ее номер!