Последняя жертва - Дарья Сергеевна Кутузова
Бигер окликнул Нормана и жестами показал, что им нужно кое-что обсудить. Ника уже продрогла до костей под ледяным дождем, но не сказала ни слова, бросая изредка косые взгляды на невозмутимую Патрицию. Девушка будто вовсе не замечала дождя, смиренно ожидая, когда все это закончится, и она наконец сможет вернуться в особняк к своей госпоже. Та сейчас наверняка нуждалась в ее помощи как никогда. Бенедикт очнулся, а значит, Сиэлла будет еще в два раза дольше находиться подле сына. За ней нужно было следить, чтобы она сама не забывала поесть и поспать.
— Триша, — тихонько позвала полицейская.
— Что?
— Ты всегда была такой уверенной? Ты будто изменилась после нашего расставания…
— Зато ты точно осталась прежней. Готова разбиться в лепешку, лишь бы доказать всем вокруг, что ты что-то значишь.
— А ты разве не была такой же?
Патриция вздохнула, поднимая лицо к небу и легонько жмурясь от попадающих в глаза капель. Дождь понемногу сходил на нет.
— Мне не нужно было признание всех. Мне достаточно было знать, что я являюсь всем для одного единственного человека. На остальных мне было плевать.
— А, — Ника помолчала. — Так тебе казалось, что я недостаточно…люблю тебя?
— Вокруг тебя постоянно были люди. Ты дружила с Освальдом, и мне казалось, что он точно умнее и веселее меня, и находясь рядом с ним, ты вскоре и вовсе забудешь о моем существовании.
Ника отвела взгляд. Иногда она и правда чувствовала, что устает от постоянного присутствия Патриции рядом с собой, и поэтому придумывала какие-то встречи с друзьями, говорила, что ей нужно готовиться к экзаменам, уходила к Осу, якобы, чтобы попросить у него несуществующие конспекты. Дивер надоедало постоянство. Она терпеть не могла, когда каждый раз все проходило по одному и тому же сценарию. Ника могла прогулять какое-нибудь занятие, просто чтобы сходить на ежегодную ярмарку или пойти помогать садовникам высаживать цветы в королевском саду. Ей не грозили плохие отметки и наказания — все дисциплины она сдавала идеально, а преподаватели и наставники часто делали ей поблажки за ее идеальную успеваемость. Патриции приходилось корпеть над учебниками целыми сутками, либо торчать на тренировочном поле, чтобы хоть как-то соответствовать своей подружке. И отчасти она благодарна Нике за то, что та стала в свое время своеобразной мотивацией для девушки. Не стань она лучшей тогда среди выпускников полицейской академии, ее не приставили бы к госпоже Сиэлле. Ведь именно здесь она почувствовала себя счастливой. Хотя бы немного.
— Я любила тебя, Триша, — Ника поморщила лоб. — Просто тебе этого было мало. У нас были разные понятия о любви.
— Я понимаю, — Патриция кивнула. — Никки.
Ника вздрогнула, но не подала виду, что это обращение как-то взволновало ее.
— Но ты и вправду стала как будто сильнее.
— Наверное, я просто нашла свое место.
«И перестала говорить о своих чувствах направо и налево», — с грустной усмешкой подумала Патриция, но не стала говорить этого вслух, тем более что Линст и Норман уже закончили своей обсуждение и теперь возвращались к девушкам.
Локер был явно чем-то недоволен и нервно покусывал нижнюю губу, посматривая на Нику. Организм Эдварда, судя по всему, был настолько истощен, что тот опять потерял сознание, вновь повиснув на руках у девушки.
— Мы с моим коллегой кое-что обсудили и решили поступить вот как, — начал Бигер. — У нас все равно есть одно незаконченное дело в Дорене, так что мы оставляем доставку преступника королю вам, Ника. Мы передадим Его Величеству письмо, которое, я надеюсь, вас не затруднит также вручить ему лично в руки.
— Вам не кажется, что стоит допросить людей, что были в подвале вместе с этим человеком? — вмешалась Патриция, привлекая внимание. — Среди них могут быть его сообщники.
— Маловероятно, что они будут продолжать начатое им, — возразил Линст. — Эти люди по сути чужие друг другу. Как нам удалось узнать, многие из них просто скрываются от закона из-за мелких проступков, некоторым из них и вовсе больше некуда идти. Не стоит волновать этих людей лишний раз. Не думаю, что они действительно этого заслужили.
— Хотя я бы на вашем месте все-таки проверил, — проворчал Норман.
— Кто-нибудь из этих людей называл этого парня по имени?
— Да, девушка, с которой у них вроде как достаточно близкие отношения, называла его Эдвардом, — ответила Ника.
— Хорошо, — кивнул Линст и повернулся к Патриции. — Посмотри, пожалуйста, есть ли что-нибудь у него в карманах?
Девушка подошла к Нике, держащей Эдварда, и принялась выворачивать карманы его затертого до дыр плаща. В правом кармане обнаружилась пара мелких монет, в левом — только дыра. Однако, прощупав всю ткань, Патриция обнаружила еще и наличие внутреннего кармана, из которого на свет оказался извлечен достаточно крупный увесистый ключ, покрытый ржавчиной и еще чем-то бордовым. К ключу оказался привязан шнурок с небольшой мятой картонкой, на которой мелкими печатными буквами было выведено «подвал», видимо, чтобы наверняка не перепутать ни с каким другим ключом, а на другой стороне бумажки значилось «Дорен. К.В.».
— Кто вообще подписывает ключи, да еще таким странным образом? — фыркнула Ника, разглядывая находку.
— Быть может, владелец боялся потерять ключ, находясь в отъезде, надеясь, что, если его кто-то подберет, то вернет хозяину, — пожала плечами Патриция.
Бигер и Локер переглянулись.
— Все пути ведут в Дорен, — проговорил Линст, забирая ключ у Патриции.
— Кажется, так и есть, — ответил ему Норман.
Все жертвы были не напрасны
Ника добралась до Столицы достаточно быстро. Она предлагала Патриции отправиться с ней, пообщаться со старыми знакомыми, вновь увидеть город, но та отказалась, сославшись на необходимость оставаться рядом с госпожой Сиэллой. Ника, успев до отъезда пересечься с Виктором, получила от того бумажку с его адресом и просьбой отправить ему копии всех возможных материалов по этому делу и письмо со всеми подробностями о происходящем разбирательстве. Причина, по которой Виктор сам не отправился вместе с ней к королю, чтобы предстать перед ним в качестве человека, посодействовавшего расследованию, все еще оставалась непонятной для полицейской, но она решила не забивать особо этим голову. В конце концов, это только его дело.
В Столице было спокойно, насколько
