Скажи им, что я сдался - Иан Таннуш
— У тебя хватает времени переживать за кого-то, кроме себя? — снова вскипает Юн.
— Но там…
Дверной замок щёлкает, оповещая о том, что хозяин квартиры вернулся и вот-вот зайдёт внутрь.
— Тихо, — шипит Юн.
— Почему это? — отталкивает его Ён. — Чего я от отца родного прятаться должен?
— Заглохни! — цедит сквозь зубы тот, но не пускает Ёна из комнаты.
— На открытии церкви ты вела себя отвратительно, — холодно подмечает господин Ширанья. — Теперь пойдёт слух, что моя жена слишком надменна. Я из всех сил пытаюсь держаться на плаву, но что такое со всеми вами? Вы совсем мне не помогаете! Меня почти сняли с выборов. Спасло лишь, что никаких прямых улик нет…
— Их и не будет, — спокойно отвечает госпожа Ширанья.
— Ты уверена? — смеётся над её наивностью тот. — Если бы всё держалось на честности и справедливости, мир бы был совсем другим.
— Мне не понравилось смотреть на труп человека, хоть витрину для него сделали чудесную! Я бы слукавила, если бы не похвалила её во всеуслышание.
— Твоего сына подозревают в убийстве этого человека. — Господин Ширанья злится. Голоса не повышает, но меняет тон. Его слова, словно верёвка, оплетают шеи слушателей. — А ты вздумала насмехаться над ним.
— Я высоко ценю Великого Гао, — по-прежнему спокойна она, — и искренне презираю то чучело, что сегодня видела.
— Оставь своё мнение при себе, прошу тебя, — он проходит к залу, но госпожа Ширанья останавливается у своей комнаты и дальше идти не намерена. — Ради блага нашей семьи.
— Ради твоего блага, — поправляет она. — Все в этой семье должны делать всё ради твоего блага, не так ли?
— Что за глупости ты опять несёшь? С собой путаешь? Сколько мы, а в особенности, Ён…
— Вот именно! Сколько раз я говорила, что не хочу двух детей? Я же предлагала… — Её голос срывается, и некоторое время она молчит. — Я предлагала, избавиться от одного, пока он ещё не родился. Но нет! Тебе нужны были оба! О чём ты думал? Обо мне? О сыне, которому придётся быть всегда вторым? Нет, ты думал о себе. Ты думал, каким необычным будешь выглядеть на фоне прочих. Пусть не все хорошо отзовутся, но точно ни с кем не спутают.
— Именно поэтому ты не хотела рожать, — язвит господин Ширанья. — До последнего от себя не отпускала. Чуть обоих не сгубила — и его, и себя? Потому что решила, что он поможет построить мне образ…
— Чудесного семьянина? — не выдерживает она. — Что в тебе чудесного? Ты подумал, что будет со вторым сыном? Как ему придётся жить? Что терпеть? А, может быть, ты подумал обо мне как о матери, которой придётся бессильно наблюдать за тем, что ним творит наше замечательное цивилизованное общество? Нет? Нет! Тебе было всё равно!
Ён порывается остановить спор, но Юн не пускает его. Тоже прислушивается, но его их перебранка не смущает. И сколько же раз он был свидетелем их перепалок, что считает их чем-то обыденным? Ён впервые попадает на ссору родителей, и она видится ему неестественной, инородной, будто два совершенно чужих, неизвестных ему человека притворяются родителями и обвиняют друг друга и всех вокруг в том, что несчастны.
— Ты глупая женщина! — не выдерживает господин Ширанья. — Столько лет мы вместе, а ты никак не проймёшь, ради чего я стараюсь?
— Ради чего? — она вдруг смеётся. — Хочешь всеми правдами и неправдами стать мэром, чтобы заставить этот мир зацвести? Что? Считаешь, что только тебе это под силу?
Она повторяет фразу, сказанную им на одном из его первых интервью много лет назад. Тогда эти слова звучали благородно, но из её уст они льются словно разъедающая плоть кислота.
— Ты…
Но госпожа Ширанья, продолжая хохотать, громко хлопает дверью. Кажется, что стены квартиры затряслись от той силы, которую она вложила в свой знак протеста.
Юн ждёт немного, но в коридоре стоит тишина. Тогда он поворачивается к Ёну и говорит:
— Что ты собираешься делать? Просить отца о помощи?
— Просто хотел рассказать ему…
— Тебе перво-наперво нужно поговорить с Бо Маном. Заставь его сменить пластинку. Борд, — пробуждает он свою помощницу. — Последние сводки о Ёне Ширанья. Так я и думал, — смотрит он на потрясённого Ёна. Ну да, когда тебе говорят, что нужно связаться с тем, кто накликал на тебя самую страшную из бед, стушеваться не зазорно. — Бо Ман продолжает раздувать огонь. Если перетянем его на свою сторону, считай, полдела сделано. Мало того, что с его помощью можно безболезненно и быстро очистить тебя от неофициального статуса убийцы, так у него наверняка имеется ещё и информация о том, кто именно хотел тебя подставить.
— А если я и правда убил? — На первых порах уверенность брата заставляет Ёна усомниться в самом себе.
По привычке. Просто раньше они никогда не сходились во мнениях. Любая мелочь делала их непримиримыми врагами на день, а иногда и на два, пока сама причина их разногласия не забывалась.
— Тот, кто не может спокойно пройти мимо засыхающего цветка, забирает жизнь у кого-то? — мотает головой Юн. — Нет, ну точно жалкий. Жалкий и глупый. Отличная липучка для неприятностей. — Он смотрит на часы и говорит: — Ну так как? Если мой план тебя устраивает, Бо Ман сейчас на открытии церкви, освещает самую обсуждаемую на данный момент новость. Я уже разговаривал с ним, — неохотно сообщает он, — но у меня нет ничего, что я мог бы предложить ему взамен нашего сотрудничества.
— Ты имеешь в виду волю Гао?
— Она, правда, у тебя? — осторожно спрашивает Юн.
Однако свой взгляд он контролировать не может, и тот вспыхивает от любопытства.
— У меня, но не при мне, — Ён указывает на дверь. — Теперь я могу идти?
Юн разводит руками, отходя в сторону:
— А насчёт отца… Если дело, с которым ты к нему пришёл, должно быть решено незамедлительно, то вперёд! — иди к нему. Если же терпит, то лучше съэкономь всем нервы и оставь до лучших времён.
— Решать проблемы постепенно? — кивает Ён. — По мере их важности.
— И по возможности, — добавляет Юн. — Если дело касается Серого дома, я не уверен, что сейчас кто-то из нас сможет чем-то помочь, что бы там ни происходило.
После разговора с братом, Ён успокаивается. Действительно, разобраться со всем и сразу не получится. Нужно умерить свою жадность.
Юн отправляет на телефон Лии, любезно протянутый Ёном, информацию о местонахождении новой церкви и даже её схему, будто уверен, что ничем хорошим поход туда всё равно
