Надежда Попова - Стезя смерти

— Да, Гессе, ранения у меня были, и покушения были, и всякое бывало. И — я не ушел. Спроси почему — и я тебе тоже не отвечу… Ну, хорошо, Бог с этим… Тебя пристроили?

— Да, благодарю.

— Твое пребывание в общежитии Конгрегации не обозначает, что ты не имеешь права подыскивать себе жилье где угодно, — пояснил Керн, скручивая исписанные листы снова в свиток. — Правда, надо отметить, что оно в этом Вавилоне сейчас недешево, посему, предчувствую, делить комнату с твоим помощником тебе придется длительно. Кёльн вообще довольно дорогой город и, если возникнут совсем уж неразрешимые проблемы со средствами…

— Благодарю, я вполне достаточен, — почти перебил его Курт; Керн поморщился:

— А вот это, Гессе, брось. Мы не можем допустить, чтобы следователи Конгрегации шатались от ветра и провожали торговцев кренделями алчущими взорами. Посему, повторяю, если возникнут затруднения, не совестись обратиться. Понятно?

— Да, майстер Керн.

— Просто Керн, — поправил тот дружелюбно. — Не люблю разводить излишних условностей среди своих. Проще работать.

Курт кивнул, поднявшись и намереваясь уже испросить позволения уйти, когда дверь в небольшую комнату, озаренную холодным полуденным солнцем, растворилась без стука, и он, обернувшись, увидел худощавое лицо человека, явно разменявшего свои полвека в давнем прошлом; обронив взгляд в его сторону, лицо поинтересовалось у Керна, довольно невежливо ткнув пальцем в сторону вновь прибывшего:

— Это он?

— Курт Гессе, следователь четвертого ранга, — подтвердил обер-инквизитор и в свою очередь указал на лицо в двери: — Дитрих Ланц, следователь второго ранга. Будешь служить под его руководительством.

— Добро пожаловать! — с наигранным радушием откликнулся Ланц и, снова смерив Курта уже более долгим взглядом, обернулся к начальству: — Может, взять его на допрос? Пускай посмотрит, как люди работают.

— Кто там?

— Да все тот же. Соседи все подтвердили, буду дожимать.

— Понятно… — потемнев лицом, кивнул Керн. — Может, и не помешало б, но он только с дороги, дай парню перевести дух.

— Если позволите, Керн, я бы хотел… — вмешался нерешительно Курт, которому стало надоедать его наличие в разговоре лишь в третьем лице; обер-инквизитор посмотрел на него скептически:

— Уверен? Сразу в дело — не чересчур?

— Не в первый раз, — возразил Курт, и начальство снисходительно усмехнулось, махнув рукой:

— Иди. Но после — отдыхать, явишься завтра поутру.

Выйдя в коридор — полутемный, освещенный лишь местами — Ланц развернулся, торопливо сунув вперед открытую для пожатия ладонь:

— Дитрих. И на «ты»… — бросив мимолетный взгляд на скрипнувшую перчатку Курта, усмехнулся. — Модник… Идем. Стало быть, так, — на ходу давал объяснения он, временами оборачиваясь, дабы убедиться, что новичок не отстает. — Сидеть будешь молча, вопросов не задавать, никого не перебивать, ежели что — мне подыгрывать, что бы я ни сказал. Если же вдруг, паче чаяния, у тебя родится какая умная мысль (или если она тебе покажется умной) — подходишь ко мне и тихонько, на ушко, оную мысль высказываешь, ясно?

— Не родится, — тихо возразил Курт, и сослуживец снова обернулся с усмешкой:

— Скромность — это хорошо. Однако ж, я слышал, на своем первом же деле ты раскрутил крестьянский заговор?

— На первом и пока единственном, — откликнулся он неохотно. — И раскрутили там меня… Я не буду мешаться, Дитрих, не тревожься. Просто хочу увидеть, как все… на самом деле.

— Вот и увидишь. Я слышал, ты кёльнец?

— De jure.

— Або’иген, стало быть, — хмыкнул тот, нарочито подчеркнуто проглотив «р»; Курт поморщился. — А говоришь, вроде, по-человечески?

— Кёльш[4] из меня выбили в академии, — он вскользь улыбнулся. — В буквальном смысле. К тому же, я здесь не был десять лет.

— Вот оно что… А вот я тут уж почти втрое дольше, жена — местная, и все не могу привыкнуть… Ну да ладно. Пока вкратце дело, чтобы ты не хлопал там глазами, как болван, — продолжил Ланц, снова ускоряя шаг. — Умерла девица; по всем признакам — от удушья, но не от удушения — следов на шее нет. Соседи видели у ее дома парня — в состоянии, я б сказал, нервозном. Однако приятель подозреваемого клятвенно заверяет, что тем вечером и до самого утра тот был в его доме, пьян, как перевозчик, и не то чтоб по домам ходить — до нужника еле добирался. Все допрошены раз по десять, раздельно, и показания соседей сходятся в мелочах; сговориться они не могли — слишком все гладко, у них бы мозгов не хватило предвидеть такие вопросы.

— Id est, он был в двух местах сразу?

— Пока выходит, что так. Парня крутим уже третий допрос, а он все поет одно — ничего не знаю, ничего не делал. Поначалу я на него особо не давил, хотел убедиться, что соседи не чернят его из личных резонов; сегодня всех опросил еще по разу — не врут, сволочи. Стало быть, можно взяться за него всерьез… Итак, — остановившись у тяжелой окованной двери, Ланц развернулся к Курту, дирижируя своим словам указующим перстом, — твой третий сослуживец — следователь второго ранга Густав Райзе. Подозреваемый — Йозеф Вальзен. Опять же, дабы не растерялся: у дальней стены стул, идешь сразу туда и…

— Сижу молча. Я понял.

— Тогда входи, абориген, — кивнул Ланц, растворяя дверь и проходя первым.

Комната, в которой оказался Курт, была обставлена именно с прицелом на ведение допросов — это он отметил сразу. Для допрашиваемого был установлен табурет — напротив высокого, внушительного стола, за которым восседал следователь, ровесник Ланца и даже в чем-то на него похожий; табурет стоял так, чтобы между ним и столом оставалось еще шага три. «Не помешает пройтись округ подозреваемого; это нервирует и сбивает с толку»; стало быть, этим здесь не пренебрегают…

Второй стол пребывал за спиной сидящего на табурете парня, вцепившегося пальцами в колени и глядящего на вошедших огромными, перепуганными глазами. Туда, однако, Ланц садиться не стал — прошагав к сослуживцу, поприветствовал его кивком, шепнув что-то на ухо (вероятно, представив новичка), и остался стоять, привалившись к его столешнице спиной. Стул, о котором он упоминал, стоял у противоположной стены рядом с окном подле приземистого столика и явно назначался для секретаря, однако по многим приметам Курт сомневался, что его услугами здесь пользуются хотя бы изредка.

Он прошел к стулу, ощущая на себе настороженный, подозрительный взгляд парня на табурете, усевшись полубоком, чтобы видеть происходящее, облокотился о столик и замер, стараясь смотреть на допрашиваемого безучастно.