Алло, милиция? Часть 3 - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Он не угадал.
Дверь открыл изрядно поддатый детина под два метра, эдакий белорусский Дуэйн «Скала» Джонсон. Увидев группу мужиков, среди них — Егора в форменном лейтенантском прикиде, он без разговоров засветил Вильнёву в торец, отбросив его на сыщиков, а сам вытащил пистолет ТТ.
— Всех положу, волки позорные!
В другой ситуации Егор, возможно, прикинул бы, как извернуться и напасть на злодея, выбив волыну. А если повезёт, то и какую-то часть здоровья. Но ментовская шинель, тесная, жёсткая, жутко неудобная, это, наверно, самое неприспособленное для рукопашного боя кимоно в мире. Зато если выстроить шинеленосцев в ряд, они образуют монолитную серую стену на пути преступности и бандитизма… В теории.
Напрашивался другой вариант. За спинами оперов достать табельный «макаров» и надеяться, что урка не услышит звук передёргивания затвора.
— Бочкарёв! — узнал бузотёра Вильнёв, приходя в себя после нокдауна. — Откинулся?
— Да-а-а!
— Недолго же ты ходил на свободе.
Зачем он провоцирует уголовника? Не просто так… Егор лихорадочно искал выход из ситуации.
Так вот же — выход! Босс рискует и отвлекает внимание на себя. Чтобы лейтенант смог смыться.
Спустившись на цыпочках на четвёртый этаж, он припустил со всех ног. Через минуту уже набирал телефон Первомайской дежурки, сдирая ногти о ржавый диск железного таксофона.
«Кавалерия» появилась минут через десять — от Инструментального переулка до Волгоградки ехать недолго. Эскадрон возглавил старый полковник, начальник РОВД. Двое оперов успели одеть бронежилеты, по весу превосходящие краденый цветной «Рубин», нацепили каски и ощетинились «калашами». То есть происходило действо, которым нужно было начинать задержание, а не постфактум разруливать патовую ситуацию с тремя заложниками-офицерами.
— Квартирная кража раскрыта по горячим следам следственным путём, товарищ полковник! — Егор вытянулся перед начальником, включив режим оловянного солдатика. — Задержание возглавил лично заместитель начальника следственного отделения.
— Лучше бы сидел и бумажки свои пописывал, — проскрипел полковник, добавив пару непечатных выражений. — Кто его взял в плен?
— Вильнёв назвал злодея «Бочкарёв».
Напряжённое молчание получилось красноречивее матюгов. Около полковника недвижно застыли автоматчики.
Наконец, он принял решение.
— Все — назад! Контролировать окна с этой и противоположной стороны здания, если кто-то попытается сбежать через окно — задержать. Занять площадки нижних этажей, никому не позволять подниматься на пятый. А я сам побеседую со старым знакомым. Бочка откинулся и за старое?
Он широким шагом направился в чёрный зев подъезда, там не горела ни единая лампочка.
Пробравшись снова на четвёртый этаж, Егор чутко прислушивался к звукам сверху. Полковник увещевал, многократно посылаемый подальше, Кто-то громко сопел и хлюпал носом.
Страшнее всего было услышать выстрел. Стоявшие на четвёртом дослали патрон в патронник. Условились, кто рванёт первым наверх, кто вторым, чтоб не создавать сутолоку. Что поразило Егора, никто из парней не ушёл в отказ, не уклонялся от вероятности попасть под бандитскую пулю. Тем более Бочка, такое нехитрое погоняло у рецидивиста, будет прикрыт телами четверых сотрудников. Очень выгодное положение, чтобы шмалять…
Раздался сухой стук падающего предмета, затем долетели звуки борьбы.
— Ша, пацаны! Мы его взяли. Не мельтешить. Всем разойтись!
Полковник с лицом, сияющим от торжества справедливости даже в подъездной темноте, повёл вниз бугая, чьи руки соединились за спиной в наручниках. Пропустив их, Егор рысью метнулся на пятый — проверять, кто ещё есть в квартире.
Там остался пьяный инвалид, рьяно выбрасывающий за окно золотые цепочки, хрустальные бокалы и всякое другое шмотьё, наверняка взятое с мест квартирных краж. И если золото можно найти на газоне или деревьях да отмыть от грязи, хрусталь ждала незавидная судьба.
х х х
Спустя неделю после задержания, проведённого с нарушением всех мыслимых и немыслимых правил, оттого оперативного и успешного, Егор получил приглашение в УВД города. Именно приглашение, а не вызов.
Папаныч, эту новость принесший, произнёс короткий и прочувствованный спич: тебя там полюбят. Скорее всего — залюбят до увечий.
Выдав пророчество, начальник Первомайского угрозыска кинул кислый взгляд на боксёрские перчатки, украшавшие его кабинет. Столь выразительно, что начинающий следователь едва не спросил, может попросить их, чтоб отмахиваться от слишком любвеобильных городских?
— Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Догадываюсь. Раскрыл серию из восьми квартирных краж, три в Первомайском, остальные у соседей. Я — герой. Только почему-то никто не рад и не прижимает меня к усыпанной орденами груди. Тем более, не торопится нацепить орден на мою. Причину знаю: шесть из восьми уже как бы раскрыты ранее. Поймав настоящих домушников, я доказал: славный МУР, Минский уголовный розыск, массово гонит фуфло. Папаныч! Только честно. Вам лично и вашим пацанам сильно подгадил?
— Нисколько, — хмыкнул боксёр. — Это горожане с залётным работали. Провели по району. Потом следак из УВД катался с гастролёром, тот брал на себя все висяки. Чистосердечное признание, подтверждённое проверкой показаний на месте, сам знаешь, наша царица доказательств, мать её.
— Всё же не понимаю. Неужели раньше повторно не раскрывались преступления? Даже прошлых лет?
— С прошлыми годами проще, кадет. «Палка» в отчётности раскрываемости ушла в историю, её никто не снимет. А тут — свежак. Липовые раскрытия июня-июля лопнули как гнилые помидоры… Ты где-то шлялся тогда?
— Летал с «Песнярами» в Латинскую Америку. На гитаре играл.
Папаныч недоверчиво гыгыкнул, потом заржал в удовольствие.
— В общем так, салага. Пока ты на солнышке грелся, люди работали. Плохо, криво, но хоть как-то. Если всех, кто химичил в розыске, с должности снять, нас останется… ни одного.
А тот, кто мог уличить самого начальника Первомайского угро в самой зловредной химии, получил от него пулю в пятак. Егор с Папанычем никогда те события не обсуждал, но многократно ловил на себе его взгляд, весьма красноречивый: я знаю, что ты видел, кто и зачем прикончил участкового.
С другой стороны, прикосновенность к общей постыдной тайне позволяла лейтенанту чуть-чуть дерзить.
— Может, стоило бы. Нанять новых, честных… Да что я говорю! В первую же неделю научатся писать бумажки «не представилось возможным» и «гуси сплыли по течению». А себя будут утешать, что таким образом экономят время и силы для раскрытия действительно серьёзных преступлений.
— Соображаешь… Эх, Егорка. Сволочь ты редкостная. Любого начальника раньше пенсии в могилу сведёшь. Но я бы тебя взял. Ты один стоишь больше, чем Давидович и Трамвай вместе взятые. По крайней мере, раскрываешь лучше.
