Перераспределение - John Hall
Почувствовав свободу перед бесконечностью окончания жизни, учёный понял, что эта свобода и та, которая наступит в любом случае после перераспределения, — это две принципиально разных свободы, между которыми можно выбрать всего один раз.
— Эй! Флюид! Я думаю, ты со мной согласишься! Ведь шагнуть вперёд сейчас — слишком глупо для учёного? Если бы я был музыкантом или, скажем, поэтом, в чьей душе демоны и в чьём шкафу скелеты, это ещё можно было бы оправдать терзаниями невидимыми и оттого губительными, но я — учёный, и такой выбор прямо перед перераспределением — глупость! Ведь так, всевеликий?! Пусть это тоже выбор, в своём роде… так же как и то слово, которое я намерен произнести.
Учёный ещё раз смотрит вниз, после чего ловко разворачивается и делает прыжок вперёд, поджимая колени к груди. Он летит всего миг, но этого хватает, чтобы придумать трагическую случайность в виде внезапного и сильного порыва ветра, буквально выбрасывающего его в пропасть. Но это лишь мимолетная фантазия.
Стопы касаются твёрдой земли, а это значит — пора идти обратно. Но вот куда «обратно», учёный ещё не решил. С одной стороны, он понимает, что у него хватает времени, чтобы вернуться домой, но домой он возвращаться уже не хочет. С другой стороны, он готов вернуться в лабораторию, но там ему тоже делать больше нечего. С третьей стороны — он может отправиться домой к другу-чиновнику, но так поступать не принято, да и вряд ли его кто-нибудь пустит рано утром на привилегированную территорию для чиновников… а здесь, на смотровой площадке, под башней звездочета, пусть и можно остаться, но сидеть нет никакого смысла.
— Ладно… я все равно должен надеть парадную форму, чтобы появиться перед всевеликим Флюидом. Конечно, я и в этом не вижу никакого смысла, особенно перед перераспределением, но кто я такой, чтобы нарушать древнюю традицию? Никто… всего лишь никто, просидевший в лаборатории много лет и, кажется, понявший суть нашего существования прямо перед ключевым событием…
Учёный смотрит по сторонам, затем вниз, на прекрасную панораму города, потом туда, где должна появиться яркая и тёплая звезда; на небо; на башню звездочета, вокруг которой спиралью поднимается лестница с перилами. Учёный смотрит на всё это и выбирает, несмотря ни на что, тот вариант, что подразумевает возвращение домой. Подходит к лестнице, что пирамидоподобной ломаной линией привела его сюда, и думает о двух вещах: сколько ступенек вниз ему придётся пройти и о мудрости звездочёта, который придумал пристроить лестницу к башне снаружи, чтобы была возможность любоваться прекрасными видами, и библиотеку с исследовательскими залами внутри, где собраны тома и бесчисленные рукописные исследования небесных тел.
— А как бы здорово было, если бы была возможность двигаться по заранее известному маршруту, как движется всё то, что находится на бескрайней высоте.
Об этом он думает, в последний раз бросив скорый и даже немного смущённый, как улыбка прелестницы, взгляд на башню, после чего делает первые шаги вниз вместе с первыми подсчётами ступенек.
Где-то на двадцать третьей учёный начинает сравнивать себя с планетой, которую населяют жители-мысли, и понимает, что для всевеликого Флюида он действительно является таким же телом, что движется от точки «А» до перераспределения, а после вновь начинает преодолевать появившуюся дорогу с точно такой же точки «А». Эта мысль влечёт за собой длинную череду вопросов к самому себе с ещё более протяжённой чередой ответов… а всё потому, что на один вопрос он пытается ответить так, чтобы рассмотреть его с разных сторон, ракурсов, углов и прочих пространственных интенций. Чтобы изучить так, как несмышленый ребёнок может изучать на кончике указательного пальца божью коровку или со стороны наблюдать за устроившимся на травинке кузнечиком. При этом он не перестаёт считать и так достигает двух-, трёх-, четырёхсот ступенек, что не желают — отказываются — заканчиваться, так же как от этого отказываются его мысли о перераспределении и предстоящем ему, пускай уже выбранном, но выборе, что предстоит озвучить перед Флюидом.
Учёный бежит вниз по ступенькам, останавливается на самой последней и смотрит под ноги. В этот момент сердце его вздрагивает и будто бы проделывает тот же самый путь, по подобным ступенькам, считая их в отдельности и в целом, и оно тоже останавливается на самой последней. Времени, которое ушло на это путешествие сердца и на подсчет проделаннго пути, даже не хватит, чтобы моргнуть, но вполне достаточно, чтобы на задумчивом лице появилась улыбка. Неподдельная, скоротечная, мгновенная.
— Вот так. Последняя ступенька. Она прекрасно демонстрирует то, в каком положении я нахожусь сейчас, прямо перед перераспределением. И я прекрасно понимаю ту причину, по которой остановился и не спускаюсь… всё потому, что, при всей готовности, не хочу совершить ошибку. И в этом тоже есть смысл! Ведь я так никого и не встретил на смотровой площадке. А что, если просто не дождался? Что, если теперь я должен побыть здесь, чтобы встретиться с кем-то, кто способен изменить угол моей точки зрения на все события, на всевеликого Флюида и на перераспределение?! Что, если я просто должен немного подождать?! Хотя чего ждать-то? Ждать нечего.
Вместе с этой мыслью, промелькнувшей в сознании учёного, из-за плотной, огромной, невероятной по своей красоте каменной кладки появляются первые лучи многострадальной звезды, что предвещает скорое начало ритуала перераспределения.
— Всё же мне необходимо переодеться. Я не могу проявить неуважение к всевеликому Флюиду, заявившись в робе. Как бы то ни было, но официальные события требуют того, чтобы каждый из нас соответствовал… а мне придётся соответствовать, пусть этого и не хочется… учитывая выбор, который я намерен сделать, не требуется быть кем-то официальным, достаточно быть собой! Но я живу в обществе, построенном на правилах приличия, и мне придётся надеть парадное платье и в нём выйти на главную площадь, где в скором времени начнут собираться готовые к перераспределению и те, кто только мечтает когда-нибудь познать этот ритуал. Познать его в принципе! Познать его, а не обратную сторону жизни, что с перераспределением связана очень косвенно… почти никак не связана.
Учёный думал об этом, наблюдая за первыми ленивыми лучами светила, а потом сделал последний шаг с лестницы и первый на предполагаемой прямой к завершению стенаний и окончательному выбору, что предстоит облечь в форму слова перед всевеликим Флюидом.
Этот последний шаг, который учёный
