Эффект зеркала (СИ) - Сойфер Дарья

 – Понял, – мрачно перебил он. – Могла бы и не напоминать.

Она прикусила язык, но Миша уже надулся. Да, фигово вышло. Взяла себе под крыло толстого очкарика, об которого каждый, кому не лень, так и норовил вытереть ноги, но тыкать ему теперь этим в нос… Зря. Интеллигентный, отлюбленный родителями по самую курчавую маковку. И на скрипочке, и стихов наизусть тонну. И Пушкина, и Есенина, и этого… Короче, -штама. Ходячая приманка для тех, у кого кулаки чешутся. Он и попал-то к ним поздно, лет в двенадцать, когда уже ничему не научишь. С чего она разжалобилась? Сама не знала. Сентиментальность вообще была не про нее, потому Айя и не кинулась на выходе ловить олигарха мечты по трассам и саунам. Предпочитала самостоятельность и честный… Ну, условно честный заработок.

 – Слу-у-ушай, – миролюбиво передразнила она его типичную гнусавую манеру. – Ну, извини. Не парься, выплывем.

 – Если бы… – вздохнул Миша и зажевал обиду бананом.

 – Клянусь! Только…

 – Что опять? – чуть не подавился он.

 – Да не делай такие страшные глаза, очки лопнут! В шесть утра надо мотнуться к салону.

 – Почему именно в шесть?

 – Потому что светлеет в семь, ясно? И потому, что если он и придет там снова шуршать, то в рабочее время. Он такой… Знаешь, рубашку застегивает под самым подбородком, – она презрительно скривилась. – Говорю же: солдафон. Даже если дежурил… Сто пудов, свалил уже. Будь уверен, он мечтал оттуда вырваться.

 – Почему? – нахмурился Миша.

 – Я его заперла, – довольно сообщила Айя.

Миша ее энтузиазма не разделил. Более того: хлопнул себя по лбу и застонал.

 – Ты чего? – удивилась она.

 В качестве ответа он поджал губы и посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом, ожидая, пока она сама все поймет. И по мере того, как понимание все же пробивалось под ярко-красные локоны, лицо Айи медленно вытягивалось.

 – Блин… – она зажмурилась, глотая ругательства. – Чтоб мне сдохнуть… Меня спалят, да?

 – Ну, телефон ты ведь взяла, раз мне звонила, – вяло подбодрил ее Миша. – Ничего такого ужасного…

Так лажануться… Дважды за день! Айка, соберись! Сначала пустила этого мужика, потом еще и заперла… Он так и так не смог бы ее догнать, этот старпер! А если он не погнался за ней, а остался в салоне? А если уже обыскал там все до плинтуса? Ее личное дело… Да, паспортные данные левые, но ведь он и это сможет проверить… А вдруг устроил полный разгром? Или вообще пришел туда копать не на нее, а на хозяев-казахов? Мстить-то они к кому придут? С виду – тайские массажисты, но палец в рот не клади…

Айе смертельно хотелось побиться лбом о стену, но Миша... Он и так вечно паниковал на пустом месте. Если она что и усвоила из своей целительской практики, так это то, что все болезни от нервов. Поэтому молча гладила пушистую шкурку Джеки и сверлила взглядом узор на наволочке.

– Ладно, – вдруг произнес Миша. – Надо смотаться туда и проверить.

Айя подняла голову и с подозрением прищурилась.

 – Это точно ты сейчас сказал?

 – Я постою снаружи, – Миша дернул плечом. – Ты сделаешь вид, что случайно забрела. Этот мужик тебя все равно в таком виде не узнает. Заберешь все, что надо.

 – Ты такой милый… – ласково протянула она, не без удовольствия отметив пунцовые пятна на его щеках. – Только знаешь, что? Вот, деньги сразу возьми. Пусть пока у тебя побудут.

– Как скажешь. А ты чего бледная такая?

– Не знаю… Предчувствие какое-то… – улыбка сползла с ее лица, и Джеки засуетился, вырываясь.

 – Опять твои заскоки? Слишком долго ты занимаешься этой мурой…

 – Хей! – Айя ткнула друга в бок. – Эта мура кормит… Плевать. Не хочешь, не верь. Когда уже можно будет в туалет?..

Уже лежа в темноте и тесноте на Мишиной кровати, слушая, как он сопит в стену, она смотрела невидящим взглядом в потолок. Мура… Что бы он сказал, узнав, что история с экстрасенсом – не такая уж липа?

Когда-то давно, лет пятнадцать назад, у нее дома отключили свет. Ничего особенного, когда твои родители выходят из запоя реже, чем заходят обратно. Айя валялась на полу с учебниками, стараясь не попадаться на глаза отцовским собутыльникам. И вот тогда к ней подошел дядя Рома. Наклонился, спросил какую-то ерунду про математику… И над тусклым огоньком свечи она увидела в его зрачках осколки прошлого… Девочку, которая кричала и извивалась в грязных жестоких руках.

Конечно, она не поверила сразу. Конечно, сама себя убедила, что кто-то из гостей шутки ради подмешал в ее ужин порошок. Но любопытство взяло верх. Снова и снова она заглядывала людям в глаза, пока не догадалась взять свечу. И вот опять звериная натура промелькнула в осколках отражений.

Айя молчала. И говорить было некому, и рисковать не хотелось. Но увиденное в папином прошлом заставило только радоваться, когда органы опеки лишили семейную пару алкоголиков права воспитывать дочь. Уж если начистоту, Айя своим поведением в школе нарочно сделала так, чтобы ими заинтересовались. Детдом стал для нее не наказанием, – убежищем.

Она держалась подальше свечей, предпочитала не знать, с кем имеет дело. И лишь когда восемнадцатый день рождения прошел, и двери Рыбинского приюта выпустили ее в большой мир, стала время от времени проверять людей из своего окружения. Идея работать целительницей, окруженной свечами, была гениальной. И Айя смогла сразу видеть, чего стоит каждый ее клиент.

Долгая вереница Божьих одуванчиков чуть было не усыпила ее иллюзией безопасности. Но пришел он, и ей впервые захотелось поблагодарить кого-нибудь за свой дар. Она видела, как бежит парень, как оборачивается в страхе… И все. Падение. Темнота. Осколки.

Жужжание мобильного взрезало зыбкий сон. Было темно и почти тихо: только Джеки шуршал в клетке.

 – Готова? – Миша сел на кровати.

Его лицо в отблесках уличных фонарей напоминало луну: круглое, желтоватое, с кратерами подслеповатых глаз.

 – Готова, – она улыбнулась в ответ на его решимость.

Айя как никто знала, чего ему стоит тащиться куда-то в темноте. И все же ради нее… Может, когда-нибудь она его даже поцелует. По-настоящему, так, как он этого заслужил.

 Они оделись и тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, прокрались на улицу, в морозную январскую ночь. Назвать это утром у Айи язык не поворачивался, хотя в половину шестого стеклянные двери метро должны были открыться для первых пассажиров. Они бежали молча: не потому, что торопились, просто для прогулочного шага слишком похолодало. Да и рот мерз от ветра, открывать его для разговоров было бы сущим кощунством.

– Я забыл про заморозки, – выдохнул Миша, когда они спустились на платформу. – Надо было еще один свитер… Ты там долго планируешь торчать?

 – В моем ежедневнике этого нет, – съязвила она. – Но если что – держись ближе к окнам.

Салон, к счастью, дожидался Айю в темноте и безмолвии. Они с Мишей осторожно обошли дом: незнакомых машин на парковке не оказалось.

 – Уверена, что он не лечиться приходил? – прошептал Миша и тут же спрятал нос в воротник.

 – Может, и лечиться… Но лучше перебдеть, ясно? Стой здесь, я мотнусь за вещами.

Айя огляделась по сторонам, кивнула для верности и достала ключи. Аккуратно, стараясь не звякнуть, повернула и резко отскочила в сторону: вдруг кто-то караулит внутри. Но приоткрытая дверь замерла, обнажая только безмятежную тишину. И Айя решилась.

Она не стала включать свет, благо помнила в салоне каждый угол, вслепую могла бы пройтись по приемной что на ногах, что на руках. Или зря она здесь несколько месяцев работала уборщицей, чтобы по ночам извлекать из тесных стен свою выгоду? В конце концов, это место служило ей домом.

Осмотрелась: ни беспорядка, ни следов обыска… Словно вчера ничего и не было. Расслабившись, Айя направилась в комнату, где обычно вела прием. Но стоило ей шагнуть за тяжелые бархатные шторы, как она оказалась в кольце чьих-то рук. Дернулась, попыталась закричать… И голос бессильно заклокотал в гортани: на губы бетонной плитой опустилась шершавая ладонь.