Павел Багряк - Синие люди
Он чуть вздернул подбородок и посмотрел на потолок, как бы прокручивая в своей памяти и то блаженное время, когда Сюзи девочкой сидела на его коленях, и то «милое», что было связано с ее отцом. «Ну актер! — подумал Гард. — Талантище!» Комиссар уже окончательно взял себя в руки, раскурил погасшую сигарету и взглядом показал Таратуре, чтобы тот отошел к дверям и держал в своем поле зрения всю компанию.
— Ну что же, комиссар, — произнес Дорон, покончив с воспоминаниями. — Не пора ли нам сесть и поговорить откровенно, тем более что обстановка вполне благоприятная и мы оба никуда не спешим?
При этих словах Дина Динст сделала какое-то едва заметное движение, которое одновременно увидели и по-своему истолковали и Дорон, и Гард, и Таратура, но первым открыл рот все же генерал, проницательности которого мог позавидовать сам Гард.
— Не тщитесь напрасно, дорогая Дина, и не рискуйте зря. Комиссар сам знает, что и когда мне следует узнать, не так ли, Гард? Ведь мы действительно с вами не торопимся? Тогда прошу.
Он первым сел, нет, не развалился, а именно сел, строго и аккуратно, как полагается военному, в кресло, рукой указав комиссару на другое, напротив себя. Рядом, на низком столике, уже освобожденном от газет и журналов, появилась бутылка стерфорда и несколько бокалов — Дина Динст действовала быстро и бесшумно, как хорошо вышколенная прислуга.
«Или он колдун, или просто актерствует, делая вид, что ничего о Честере не знает, в то время как за Фредом уже организована погоня…» — решил Гард, испытывая противное состояние, которое всегда посещало его, если он имел дело с чем-то нераспознанным, загадочным, не поддающимся логике и расчету.
— Я не хочу, комиссар, чтобы разговор велся в форме допроса, меня устраивает беседа, и потому позвольте мне начать первым. — Дорон налил в бокалы вино, сделал маленький глоток и жестом пригласил Сюзи, Гарда и Таратуру последовать его примеру. — Прежде всего, если вам не успели сказать, я коротко изложу суть дела. Вы видели наших пациентов?
— Да, — сказал Гард.
— Вам объяснили смысл нашей работы?
— Нет, — сказал Гард.
— Напрасно. Это бы вас успокоило. Дело в том, что мы готовим покорителей Марса.
— Не понял, — сказал Гард.
— Но я еще не все объяснил, — улыбнулся Дорон, делая очередной глоток стерфорда. — Что же вы, господа? Сюзи Бейл? Вы не любите стерфорд?!
— Не будем отвлекаться, генерал, — сухо сказал комиссар.
— Хорошо. Итак, мы пришли к выводу, что проще изменить структуру человеческого организма, чем изменять структуру планеты. Люди, прооперированные нами, способны жить в марсианских условиях без охранительной аппаратуры и скафандров, а свободно, как на Земле. Собственно говоря, они уже сейчас так живут, ведь купол — это точная копия Марса…
— Минуту, генерал, — произнес Гард, вставая. — Есть одно внеочередное дело, решив которое мы сможем продолжить нашу беседу. Я прошу вас, если слово «прошу» вам приятнее слышать, чем «требую»…
— Ну, видите, — улыбнулся Дорон в адрес Дины Динст, — комиссар Гард сам говорит мне то, что чуть не сорвалось с вашего языка раньше времени!
«Не такой уж он провидец, как хочет им казаться, — подумал про себя комиссар. — Ладно, пусть продолжает актерствовать».
— Повторяю, генерал, я прошу немедленно вернуть мне Майкла Честера, сына журналиста Честера!
— Да, я еще раньше знал о главной причине вашего появления в зоне, — спокойно заметил Дорон. — Охотно выполню вашу просьбу, если это возможно, — добавил он через паузу. — Дорогая, в какой стадии ребенок?
— В стадии… — Дина Динст подняла глаза на Гарда, как бы спрашивая: мне можно говорить? Гард кивнул, и она продолжила: — В стадии «С».
— Н-да… — Дорон почмокал губами. — Профессор Янш, возможно что-нибудь сделать?
— Из стадии «С», господин генерал, никто не возвращается, — донесся из угла бесстрастный голос.
У Гарда упало сердце.
— То есть как это, — сказал он, — не возвращается?!
Дорон отодвинул недопитый бокал стерфорда, взял сигарету из гардовской пачки и закурил. Динст бросила на него тревожный и удивленный взгляд, потому что никогда не видела генерала курящим.
— Я бы вернул ребенка, — со вздохом произнес Дорон, — но, видит Бог, есть вещи, которые сильнее нас. Такие процессы, как смерть или распад личности, необратимы. Производимые у нас операции относятся к их числу. Вы чуть-чуть опоздали, комиссар. Ребенок уже в работе… и на такой стадии, когда… увы!
Возникла напряженная пауза, в течение которой Гард пытался осмыслить услышанное.
— Значит, люди, — сказал он, — находящиеся под куполом, не могут из-под него выйти?
— Не могут, комиссар, — снова вздохнув, произнес Дорон.
— Никогда?!
— Они уже не люди. — Голос Дорона звучал тихо и мягко, можно даже сказать, сочувственно. — Они не дышат земным воздухом, не едят нашу пищу и не пьют нашу воду. Единственное место, пригодное для их жизни, — купол. Такова реальность, комиссар, с которой и вы и я вынуждены считаться.
— Их нельзя освободить?!
— Освобождение этих существ в том смысле, в каком это понимаете вы, приведет их к неминуемой гибели.
— Но ведь это чудовищно! — воскликнул Гард. — То, что вы сделали, хуже убийства! Вы оторвали их от семей, подвергли калечащей операции, обрекли на вечное заточение! Вы лишили их Земли! Какой нормальный рассудок способен это понять и оправдать?!
— Успокойтесь, комиссар, и выслушайте меня! — Дорон тоже повысил голос. — Давайте разберемся по порядку. Во-первых, у нас есть и взрослые люди, которые дали добровольное согласие на операцию…
— Не верю! — перебил Гард. — Вы их принудили, или обманули, или…
— Мы их купили, комиссар, — с обезоруживающей откровенностью сказал Дорон. — Ну и что из того? Мы заплатили их семьям большие деньги, получив взамен не просто глаза, сердца и почки, которые, как вы знаете, сегодня продаются и покупаются во всем мире, как обыкновенный товар, а людей целиком. Это просто дороже ценится…
— Но дети?! Вы же их крали!
— Да, крали. В тех случаях, когда были уж очень подходящие экземпляры, а контакта с родителями нам установить не удавалось. Но большинство детей мы покупали, поймите это, комиссар! Они были проданы нам под прикрытием рэкетирства!
— Боже мой! — сказала вдруг Сюзи, и генерал резко повернулся в ее сторону.
— Вы еще ребенок, моя крошка, чтобы разбираться в жизни, — сказал Дорон. — Спросите у комиссара, сколько тысяч родителей оставляют своих младенцев на пороге родильных домов и благотворительных учреждений!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});