Надежда Попова - Ведущий в погибель

– Из подвала, – с готовностью пояснил фон Вегерхоф. – Разводятся в больших бочках; если поддерживать нужное тепло, они прекрасно переживают зиму. Правда, сейчас они много дороже, нежели будут через месяц-другой; ко всему прочему, в «Риттерхельме» их готовят и подают неправильно. Вкусно, но немного не то. Мой повар выдерживает их над углями на решетке, отчего они приобретают неповторимый аромат, какого не добьешься просто в печи. А кроме того, к этому блюду полагается одно дополнение, – с видимым удовольствием продолжил фон Вегерхоф, указав гостю на крохотную серебряную тарелочку с тонкими, прозрачными, как стекло, ломтиками лимона. – Propaedeutica[50] для новичков: аккуратно подхватываешь улиточку вилкой, потом на ту же вилку накалываешь дольку… И самое важное – после всего этого глоток темного пива. Попробуй. Не пожалеешь.

– Говорить о деле ты, судя по всему, не станешь принципиально, пока я этого не сделаю, – пробурчал Курт недовольно, с омерзением выуживая плотный комочек из раковины. – Придется.

– Ну, как? – осведомился стриг, когда он, готовясь к приступу тошноты, проглотил кисловатый кусок, почти не жуя.

– Странно, – вынужденно сознался Курт, не спеша делая глоток терпкого горьковатого пива. – Однако, должен признать, не столь омерзительно, как я ожидал.

– Сказать, что очень вкусно, самолюбие не позволяет?

– Вкусно, – сдался он. – Fateor[51]. И даже доем до конца… Как я понимаю, я только что видел того единственного человека, который знает, кто ты такой? Возможно, не мне тебя учить, однако не кажется ли тебе, что это несколько… неосторожно? Женщины существа переменчивые, и как знать…

– Эта – не проболтается, – возразил фон Вегерхоф уверенно. – Даже если не брать во внимание тот факт, что она влюблена в меня до потери памяти, она искренне полагает, что, случись что, встанет на костер вместе со мною, а это, согласись, стимул неплохой. О моей службе в Конгрегации ей, разумеется, не известно.

– Это что же – твоя заначка, чтобы не бегать на охоту лишний раз? – брезгливо спросил Курт. – Что-то вроде бутылки на полке? И что ты станешь делать с этой бутылкой, когда по ней пойдут трещины?

– Что-то от меня ускользает тайный смысл твоих иносказаний. Что ты подразумеваешь под этим?

– То, что со временем молодая любовница с извращенными наклонностями становится старой нянькой-кормилицей. Что ты будешь делать, когда ей стукнет лет сорок? Выгнать – начнет болтать; продолжать прежнюю линию… – Курт передернулся. – Бр-р… Я понимаю, что ты и сам не мальчик, однако сомневаюсь, что тебя особенно привлекают ровесницы.

– Ну, так долго я ждать не намереваюсь, – разъяснил фон Вегерхоф уже менее охотно. – Выдам ее замуж; это довольно просто. Первое – познакомить с тем, кто ей точно придется по душе. Второе – напомнить о традиционных женских мечтах; муж, семья, пироги, дети… Ну, а третье – сделать так, чтобы она захотела сменить загадочного вечного любовника на вполне понятного, родного и близкого мужа. Наскучить же женщине настолько, чтобы она возжелала от тебя уйти, – несложно. После чего ею же совершается долгий тяжелый разговор, бурное прощание, и все остаются довольны. От упреков в мою сторону удерживает тот факт, что она ушла сама, переполненная даже, быть может, чувством вины по этому поводу; от желания откровенничать – страх перед Инквизицией.

– Отработанная схема?.. А какого мнения отец Бенедикт о твоих вычурах?

– А о твоих? – парировал стриг. – Я, замечу, кроме, как ты выразился, бутылки на полке нахожу в происходящем и простые удовольствия, без которых коротать вечность, согласись, довольно тоскливо.

– И много попадается таких мышек, тяготеющих к роли пайка?

– А тебе – неужто мало встречалось любительниц парней со Знаком? Отчего, думаешь, инквизиторы имеют такой успех у дам?.. Кроме того, – продолжил фон Вегерхоф серьезно, – я уже упоминал, что данный процесс не столь тривиален и прост, как кажется. И, чтоб ты знал, жертва испытывает не меньшее удовольствие, хотя и несколько иного характера; в том случае, разумеется, если не стои́т цели вызвать страх и усугубить боль намеренно.

– Откуда тебе-то знать? – не сдержав откровенной неприязненности, бросил Курт, и стриг тяжело усмехнулся:

– Не забывай – я сам через это прошел.

Курт умолк, глядя в как-то незаметно опустевшее блюдо перед собою. Вообразить фон Вегерхофа в роли жертвы не выходило, и представить себе, каким он мог быть человеком, тоже не удавалось никак.

– Да, верно, – с усилием выговорил Курт, наконец подняв взгляд. – Как это случилось?

– Все не оставляешь надежды меня расколоть? Бесполезно. Слишком мало пива для откровений… Попробуй, – возвратив в голос прежнюю беззаботность, предложил стриг, – постная телятина. Если после этого ты не скажешь, что мой повар волшебник…

– Хозяин – стриг, повар – колдун, – пытаясь вторить беспечному тону фон Вегерхофа, подсчитал Курт. – Меня здесь явно недоставало… Ну, что ж, в таком случае я готов выслушать еще массу приятных новостей. Как я понял вчера, обнаруженное тобою тело – не единственное из того, что известно тебе и не известно городским властям?

– Не единственное, – согласился фон Вегерхоф. – Сегодня, когда ты, наконец, способен думать о деле, расскажу все с самого начала, и начнем думать уже вместе… Итак, примерно два месяца назад, в середине января, в Регенсбурге произошел забавный incident. На улице местные головорезы прижали к стене некоего субъекта, однако субъект оказался упрямым и со своими богатствами расставаться не пожелал, посему головорезы вполне разумно рассудили, что забрать оные богатства у трупа будет куда легче. Субъект поднял крик, на который примчалась городская стража. Головорезов повязали, однако до того момента кто-то из них успел-таки пырнуть субъекта ножом. Истекая кровью, тот поразительно активно противился попыткам стражей оказать ему помощь, на вопрос о том, в какой дом или гостиницу его препроводить, отнекивался и темнил, при упоминании о враче забеспокоился… Когда до парней в шлемах дошло, наконец, что дело нечисто и надлежало бы, вообще говоря, доставить субъекта в местную тюрьму, тот достал что-то из потайного кармана и сунул в рот.

– Отравился?

– Отдал душу за минуту, а то и меньше. Вместе с ядом он закусил также клочком бумаги, который, благодарение Богу, стражи догадались таки из него выковырнуть. Половину он все же успел сжевать, остались в целости лишь несколько неполных фраз, прочтя которые, городские власти обратились в местное отделение Конгрегации. Написано было следующее: «Это последнее предупреждение. Полагаю, вы…». Это – уцелевшие первые две строки. Далее: «…все прелести вашей новой жизни». Следующие строчки расплылись и искрошились, после чего: «…Император не будет…», «…один из его…», «…стриг…», «…выбора у вас нет…», «…позор рода фо…» и, наконец, «…аши люди в Ульме с вами свяжутся».