Цена возвращения - Алексей Иванович Гришин
Но именно банда Рваного оставалась неуловимой. И пусть главарь брал себе четверть всей добычи, пусть жестоко карал за неповиновение. Зато ни один его бандит не был пойман. Каждый из них имел деньги, которые тратил не считая, уверенный, что завтра заработает еще. Одевался в богатые одежды и пользовал лучших шлюх. Красота!
Рваный тоже ни в чем себе не отказывал, но капитал собирал и приумножал. Так что в двадцать пять лет смог оплатить работу настоящего мага, напрочь убравшего все уродства. Распрямившийся, с чистым, прямо таки аристократическим лицом, от прошлого он оставил лишь имя.
А к тридцати Рваный стал квартальным. Одним из девятерых, определявших жизнь нижнего города, от которого зависела судьба, да и сама жизнь каждого, проживавшего на его территории. Мужчины, женщины, дети — все твердо знали, что этот человек не делает различий ни по полу, ни по возрасту. Его слово — закон. Его приговор всегда окончательный.
Глава 24
Тем утром Рваный проснулся поздно — девчонка, которую он давно присмотрел и лишь ждал, когда у той пойдет первая кровь, оказалась, наконец, в его постели. Она что-то канючила, о чем-то просила, плакала, но отказать не посмела.
Рваный откинул одеяло. Лежит, смотрит затравленно, голубые глаза полны слез. Грудки еще маленькие, низ живота, — он бесцеремонно поднял ее ногу, — да, еще гладкий. Ничего, пусть пока у него поживет. Потом решим, что с ней делать.
Ах да, надо показать чувства.
— Ну что ты, маленькая, чего плачешь? Испугалась? Не надо, тебе нечего бояться. Я же люблю тебя, глупенькая. И всегда буду любить, правда-правда. Ну, иди ко мне. — Он обнял юную женщину за худые плечи, стал ласково гладить по головке, аккуратно и нежно перебирая золотистые волосы. И тихим, задушевным голосом рассказывая привычную сказку о любви, верности и прочей чуши, в которую сам никогда не верил.
Он вообще редко чувствовал. Знал лишь радость от льющихся в карман денег, от власти над людишками, когда-то потешавшимися над ним, удовольствие от очередной бабы. Ну да, еще страх. Впрочем, чем дальше, тем страх приходил реже. Чем выше Рваный поднимался в преступном мире, тем меньше было поводов бояться.
В занавешенное шторами застекленное окно постучали аккуратно — не дай Спаситель разбить — хозяин прикажет заживо похоронить, было уже такое.
— Кто там? — Рваный открыл окно. — А, Плющ, чего надо?
Длинный, худой и вертлявый парень лет двадцати стянул с головы шапку и поклонился.
— К нам пришли двое. Похожи на дворян, но грязные и воняет от них. Спрашивают тебя. Наши попытались их обшмонать, но те не дались. Кувалде плечо пропороли, Зайцу и Серому по зубу выбили, а пацан мне так под ребро ногой вдарил, шо досе дышать тяжко.
Интересно. Оглянулся на постель. Хорошо бы еще покувыркаться, но силенок с утра маловато. Отдохнуть надо, заодно и развлечься можно, в смысле скуку развеять.
— Где они?
— Дык на развилке. Куда итить не знают, а сказать им никто не может. Тем, кто огреб, не до разговоров, остальные опасаются.
— Ладно, веди их сюда. Посмотрим, что за герои такие. И Тыка позови с парнями, на случай, если не договоримся. Нам храбрецы нужны, но не всякие.
Оделся, подошел к подруге, ласково поцеловал в висок.
— Я скоро, а ты лежи, выспись. Тебе вкусненького принести? Яблочек, леденцов или пряничков?
— Пряничков, — пискнули из-под одеяла.
— Конечно, милая.
Прелесть девочка. Когда на панель пойдет, хорошие деньги приносить будет.
* * *
Аблемарл и Сент-Пуант подошли к крепкому одноэтажному дому. Единственному кирпичному среди окружающих его лачуг, выстроенных из каких-то уж вовсе непонятных материалов. Стены из горбыля и старых, кое-как сколоченных досок, скрепленных обрезками брусов и того же горбыля. Грязные тряпки, заменяющие и двери, и оконные стекла, а кое-где и куски стен, на обшивку которых не нашлось ничего другого. Как в этих условиях люди выживали зимой, понять было решительно невозможно.
Этот же дом, стоящий особняком, был отштукатурен и выкрашен в солидный темно-красный цвет. Такого же цвета черепица надежно укрывала его от дождей и редких в этих краях снегопадов. Широкие застекленные окна, каминная труба и высокое крыльцо. Все это, обычное в престижных районах Лондона, в грязи и нищете нижнего города выглядело чужеродным до нелепости, словно африканская пальма на вершине северной горы.
На крыльце стоял мужчина средних лет. Крепкие пальцы, способные, по-видимому, запросто согнуть монету. Поджарый, с ранней сединой в кудрях иссиня-черных волос. Одет скромно, но понимающий человек враз оценивает и дорогое качество ткани, и замысловатую гарду трехгранной рапиры, спрятанной сейчас в черные, украшенные золотым шитьем ножны. Правда человек, еще более понимающий, сразу видит, что рукоять оружия новая, не отполирована в многочасовых тренировках и, разумеется, в реальных схватках. В общем, силач, красавец, но не воин и уж тем более не благородный дуэлянт.
Бандит улыбался совершенно незнакомым людям широкой, красивой улыбкой, в которой участвовали не только полные губы, но и карие, чуть прищуренные глаза. В общем, добряк и радушный хозяин.
От этого стало страшно.
— Рад гостям, господа, — приветствовал он глубоким бархатистым голосом. — Могу я узнать, кто пожаловал к нам в наши небогатые края?
Аблемарл кинул быстрый взгляд на шедшую вслед группу босяков, вооруженных увесистыми дубинками. После недавней потасовки никто не решался подойти близко, но группа сопровождения и не отставала, постепенно увеличиваясь за счет подходивших оборванцев самого бандитского вида.
Мужчина, не прекращая улыбаться, сделал короткое движение рукой, и вся эта публика встала как вкопанная. Казалось, народ даже дышать стал через раз. Впрочем, ни у кого не было сомнений — по следующему сигналу местные нападут не раздумывая, порвут в клочья.
Надо отвечать.
— Мы не местные, артисты. Так, кажется, нас называют в Лондоне. Знакомимся с людьми и уговариваем их подарить нам частичку их богатства.
— Мошенники, — решил блеснуть красивым словом Рваный. — Ваша братия нечасто к нам заходит и уж тем более не любит делиться добычей. Кто вы и чего хотите?
Аблемарл демонстративно окинул взглядом себя и своего спутника.
— Меня можете звать Ричард, а это, — он кивнул в сторону спутника, — мой слуга, Поль. Другие имена, думаю, вам ничего не скажут, мы не стремимся к известности. Хотим переодеться и пожить здесь пару недель. Нам нужно убежище. Одна знакомая сказала, что Рваный не откажет в приюте и не потребует слишком многого.
— Какая
