Нулевой пациент. Книга Первая - Анна Викторовна Томенчук
— Так ты решила? — он сжал ее грудь, одновременно держа за шею. — Я чувствую, как бьется твое сердце, — палец мужчины лег на сонную артерию.
Она хотела повернуть голову и что-то сказать, но он не позволил. Он изменился. От его рук шел жар, дыхание на ухе и шее тоже опаляло. Офелия хотела, чтобы он прекратил эту пытку. Чтобы действовал решительнее, но он играл. Тянул время, повышая градус с каждой прожитой минутой. Она вывернулась и смогла поцеловать его в шею. С наслаждением почувствовала вкус его кожи. И что-то еще. Эмоциональный запах, который менялся вместе с атмосферой. Рамон не сдался. Его руки по-прежнему сковывали ее, лаская и удерживая одновременно. На поцелуй он отреагировал тихой усмешкой.
— Смеешься надо мной? — хрипло спросила она.
— Нет. Над собой.
Он отпустил ее, мягким движением подтолкнул вперед, отстраняясь, потом встал и заставил ее подняться следом. Она надеялась, что он обнимет ее или даст полотенце или сделает что-то еще, но несколько бесконечно долгих секунд он удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, внимательно рассматривая. Потом легко вышел из ванной. Подал ей руки, помог сойти по ступенькам. И как только она ступила на пол, впился в ее губы с таким яростным поцелуем, что она обязательно упала бы, если бы он не держал ее так крепко.
На мгновение из нее выбило дух. Мокрые и горячие тела будто слились в одно, его руки блуждали по ее спине и шее, пока наконец одна не остановилась на затылке в привычном жесте. Поцелуй стал еще глубже, и Офелия почувствовала, что теряет сознание. Неожиданно он оторвался от нее, подхватил на руки и пинком открыл дверь.
***
Они лежали в спальне на полу, прижавшись друг к другу, утомленные и счастливые. Рамон то ли забылся сном, то ли провалился в беспамятство, на его лице играла неопределенная улыбка. Офелия лежала у него на груди, то и дело вздрагивая всем телом от пережитого нового и острого, как самый отточенный в двух мирах нож, наслаждения. Не осталось ни единого промежутка кожи, которому мужчина не уделил бы внимание. За эти несколько часов он перевернул не только ее представление о том, какой может быть близость между двумя, но, кажется, и о самой близости в корне. Без сомнений и раздумий Лия отдалась в его власть без права и без надежды на спасение. Сейчас она лежала, закрыв глаза и сжав пальцы на гладкой поверхности его худощавой, но мускулистой груди, то и дело поднимая руку, чтобы коснуться шеи или кончиков уже давно высохших вьющихся волос. Его дыхания почти не было слышно, но она чувствовала, как бьется сердце мужчины. Не тяжело и быстро, как час назад, а неторопливо и увесисто, как огромный мотор с безграничным запасом мощности.
Одну руку Рамон положил себе под голову вместо подушки, второй держал женщину за талию, то и дело напрягая и расслабляя пальцы и невольно (или намеренно) напоминая ей о том, что они пережили и что будут — она точно это знала теперь — переживать каждый раз, касаясь друг друга. Возбуждение еще не выветрилось из ее головы и тела, несмотря на достижение критической точки усталости. Она настолько боялась, что, стоит ей заснуть и проснуться, и магия этой ночи растворится, что тянулась к нему подобно лишенному воды путнику в пустыне.
Рамон открыл глаза и медленно повернул голову, глядя на нее с мягкой улыбкой. Его взгляд тоже затуманен. Губы припухли от бесчисленных поцелуев. И сейчас, обнаженный, но не беззащитный, он раскрылся для нее с другой-стороны. Она перестала видеть в нем древнее и опасное существо, которое притягивает за счет силы и власти. Она увидела красивого мужчину, который дал ей возможность взглянуть по-другому на саму себя. Открыть в себе что-то новое, добраться до наглухо замурованных до этого момента глубин.
— Мы опоздали на самолет, — шепнула она, не зная, о чем еще говорить.
— Пусть катится к чертям, — отреагировал он, высвободив руку из-под головы и коснувшись ее растрепавшихся волос. — Как ты красива.
Она не ответила. Было странно говорить мужчине, что его внешность сводит ее с ума. Заставляет чувствовать себя героиней волшебной сказки. Прекрасный принц, живущий вечно, открывшийся ей. Конечно, в отличие от этих героинь, ее не мучил вопрос «почему он выбрал меня». Скорее она пыталась понять, почему она выбрала именно его. Или не так. Как так вообще случилось, что они выбрали друг друга?
— Переезжай ко мне, — неожиданно серьезно сказал он. — Как только вернемся в Треверберг.
— Но ты же спишь…
— Переезжай ко мне, — прервал он. — Переедешь?
— Да, Рамон. Хорошо. И ты мне объяснишь правила нашей совместной жизни?
Он тихо рассмеялся и с трудом сел, бережно отстранив ее.
— О правилах мы обязательно поговорим. И я готов выслушать твои. Обращаю твое внимание, что обычно мне плевать на чужие правила.
— Я согласна.
Интерлюдия третья. Найя Сонг
27 апреля, четверг
Треверберг
Найя Сонг положил голову на сложенные на руле руки. У него кружилась голова. Идея именно сегодня стать донором была глупой. Но ему показалось, что раз появилось желание, нужно его сразу воплощать. Ему хотелось оставить что-то полезное. Да и давно пора было пройти обследование, на работе уже косо смотрели. Он работал на молочном заводе старшим технологом, и много времени проводил в непосредственной близости от продуктов питания. Они проходили медицинскую комиссию каждые три месяца, но в этот раз мужчина взял отпуск и теперь тянул с походом в клинику. Скучно одному, да и времени жалко. От завода до госпиталя имени Люси Тревер нужно было полтора часа ехать по узким дорогам Треверберга.
Ему пригрозили штрафом, и Найя решил, что раз уж он едет в такую даль, нужно совместить необходимое с полезным. И записался в доноры. Обследование, как всегда, прошло быстро. Просветили легкие, взяли кровь на анализ, вкололи какую-то прививку или витамины, он не стал вдаваться в подробности, а молоденькая пышногрудая медсестра, ворковавшая с вакцинами, была столь восхитительна, что немолодой уже мужчина, проживший с одной женщиной двадцать лет, забыл, как его зовут. Спросил только, не помешает ли ему укол стать донором, получил уверенное «нет».
Силы закончились, когда он дошел до
