Кросс по грозовым тучам - Сима Кибальчич
— Боже, Джеки, неужели зоопарк или охота в джунглях?!
Она перестала изображать дикую обезьяну и уселась ему на бедра. Приглушенный оранжевый свет делал ее фигуру похожей на хрупкую терракотовую статуэтку.
— Мы будем смотреть кровавый триллер.
— Что, сильно кровавый?
— Да, мне его посоветовала Сарьяна. По событиям реального расследования, между прочим.
— Кровавые разборки на заброшенной станции Дальних Пределов?
— Ну какой это триллер, Майкл? Просто боевик. Ты совершенно не разбираешься в кинематографе. Слушай, завязка такая: спецслужбы находят дом, в котором живут люди. Обычные такие люди, обычно живут, если не считать, что весь дом залит кровью, будто кого-то распилили.
— Чьей?
— Их собственной, из жизненно важных органов.
— Они что, ее синтезировали и залили весь дом?
— Кровь определена как настоящая и принадлежащая людям. А они говорят, что просто хотят жить в доме, который подобен живому организму. Живут в крови и ничего не убирают.
— Психи?
— Может. А может — это не люди, а клоны убитых людей, со степенью неразличения тканей, превышающей кварковый спин. Что практически невозможно. А параллельно из памяти из искина ЦКЗ пропали блоки научных исследований, связанных с аутентификацией клонов, и объявляется странная личность из соцданов.
— Хорошо, давай посмотрим, — согласился Майкл. — Тем более, под вино «Красный карлик» лучше всего подходят истории страшных загадок.
— Не думаю. Красный карлик — это холодная звезда, что в ней загадочного? Кстати, сходишь за ним, Майкл, а я пока запущу фильм.
Он сполз с кровати, встал босыми ногами на теплый шершавый пол и направился в кухню.
— Майкл! — печально окликнула Джеки. — Ты думаешь, через неделю мы уже улетим?
Он резко обернулся и внимательно посмотрел на нее, нагую, сидящую на разобранной круглой кровати. С темным настороженным взглядом. Майкл сразу ощутил сомнения и нежелание здесь и сейчас говорить об этом, но все же произнес:
— Да, Джек, через неделю все будет готово, и дольше тянуть нельзя.
— Что ж, тогда я начинаю подбирать фильмы. Триллеры и романтические комедии. Чтобы хватило на сотню лет.
Она рассмеялась и накинула на ноги край одеяла. Майкл не стал ничего говорить и повернулся в сторону кухни.
Джеки профессионально занималась минералами, много работала с ими. Но не использовала для оформления своей квартиры. Казалось, жила в керамической шкатулке, — иначе это было не назвать. Пол и стены будто из окаменевшей светлой глины. Шкафы, столы, стулья, и даже кровать походили на нежный фарфор, расписанный и покрытый прозрачной глазурью. Память далеких предков и знакомство с чайными сервизами заставляли Майкла тревожиться каждый раз, когда он брался за расписную ручку тончайшей двери. Хотя она никак не могла расколоться и тем более разбиться. Только звенела на высокой хрупкой ноте.
На кухне он осмотрел ажурную табуретку, но все же решил постоять. На управляющей панели синтезатора быстро обнаружил категорию «вино» и вошел в папку. Так и знал, что Джеки предпочитает сладкие и игристые вместо сухих респектабельных вин. В ее программных запасниках только вариантов розового более двадцати. Наверное, пьет с подругами. Но «карлик» — значит «карлик», и никакого анжуйского, тем более, когда за окном затяжной московский дождь. Пусть вино будет в тонком хрустальном графине — с виду почти игристое. Синтезатор заурчал довольным котом.
Просмотр кровавого триллера проходил на отлично. Они сидели, угнездившись в одеяло. На удобном уровне плавали бокалы вина, на блюде лежали нарезанные зеленые яблоки, твердый белый с черными трюфелями сыр и горка крамбов. Пространство перед кроватью прям сейчас трансформировалось в подводную лабораторию, странный, скрюченный от носа до колен соцдан дымил трубкой и смеялся в лицо высоченному чернокожему полицейскому:
— Человечество сделало все, на что было способно! А дальше? Ему не хватает смелости. Оно отказалось от наркотиков, запретило эмотиконы, отвернулось от горизонтов разума. Оно боится перерождаться. Единственное, что может сделать — это умереть, не заметив этого!
Соцдан в фильме мешал все в одну кучу. Горизонты разума и наркотики — какой-то бред. К эмотиконам Майкл относился сложно, хотя их запретили задолго до его рождения. Эти вещества сначала избавляли человека от депрессий, улучшали настроение, а потом необратимо меняли его картину мира, личность, характер. Бросив прием эмотиконов, человек до смерти оставался активным и неисправимым оптимистом, находящим свои плюсы даже в смерти и страдании.
— И вы решили пинками загнать трусливых людишек на правильную дорогу?
— Так всегда поступают с овцами. Сами они не могут оторваться от сочной травки.
И в этот момент интерком Майкла издал звук, от которого сердце подскочило к горлу. Он никогда не отключался от этого канала, но еще ни разу не получал сигналов тревоги с сектора «Венера». Этот звук мог означать, что все летело к чертям или почти летело. Майкл Стэнли схватил интерком, надеясь на это «почти».
Глава 17
Бесполезный крейсер
Тим отдал приказ на максимальное ускорение. Ионизированная плазма хлестнула в двигатели, и тяжелый агрегат с четырехкратной защитой от метеоритов взмыл вверх. Тело вдавило в ставшую вязкой поверхность ложемента. В глазах потемнело. Перегрузка досуха выжала отравленные изоморфом внутренности. Что страдать, сам нажрался наркоты, по собственной воле.
Авиетка от прокуратуры с утра припарковалась к верхней секции флоотира гостиницы. Ларский даже предварительно связался, спросил доброжелательным голосом, нужна ли помощь и готов ли капитан Граув, как было договорено, сопровождать изоморфа на Луну. Тим произнес решительное «да». В детали решимости следователь предпочел не вдаваться, коротко хмыкнул и отключился.
Вечером изоморф не перешел границу переносимости боли, не нанес серьезного вреда. Но придя в себя, Тим едва дополз до ионного душа. Следовало подлатать тело и очистить форму от потеков крови у ворота. На угловой полке лежал гостиничный эмергентный пакет, там же нашелся микрогенератор, чтобы запаять надрывы, и пластырный шприц с комплексом кроветворных препаратов.
Тим долго сидел в углу душевой, положив руки на согнутые колени и опустив голову. По телу волна за волной проходила дрожь. Стоило открыть глаза, как тростниковые стены дробились на просвеченные солнцем фрагменты, лезли в глаза и мозг. Настырные черви… Мира становилось слишком много, невыносимо. Жутко хотелось добраться до Ирта и уткнуться в него. Это желание рождало отвращение к самому себе. В крови ходила и говорила отрава.
Выхлестав почти литр воды, он все же вышел из душевого отсека. Ирт развалился на кресле точно напротив двери. Длинные ноги в высоких метроботах, растянулись чуть не на полкомнаты.
