Скабинея - Надежда Храмушина

— Ну да, мне же надо просто подойти к этому объекту и надеть на его голову верёвку, что в этом такого? — Язвительно сказала я.

— Ты губы накрась и улыбайся пошире, мужиков это обезоруживает. — Подначил меня Илья.

Мы очень спешили, поэтому нас на трассе остановили патрульные. Мы потеряли минут пятнадцать. Илья сел в машину злой, и с нами до самого посёлка не разговаривал.

Зато Сакатов не замолкал ни на минуту всю дорогу, стараясь меня подбодрить.

— Все судят об оживлённых только по страшным фильмам, про всяких там зомби. Я понимаю, людям нужны яркие эмоции в дополнение к своей пресной жизни. Чтобы обязательно жуткий кто-то гнался, рвал зубами, кровь во все стороны. А ты сидишь в мягком кресле с попкорном и радостно закрываешь глаза с мыслью: «Слава богу, это не со мной!» А вот я как-то читал про интересный случай, который произошёл в конце девятнадцатого века. То есть не так и давно это было. Название деревни не помню, но это было где-то здесь, на Урале. Там у них в деревне женщина одна жила, Дарьей звали, такая рукодельница, что в округе все про неё знали. Дарьей — искусницей называли. Вышивала так, что настоящие картины у неё получались, словно живые. Барыня ей из Петербурга разноцветные нитки привозила целыми возами, и Дарья сидела днями и вечерами, вышивая райских птиц и дивные цветы. Одна такая её картина даже царице Александре Федоровне была подарена на её именины. Так получилось, что пока молодухой была, Дарью замуж барыня не пустила, работы много было, а потом уж никто и не сватался больше. Так и жили они вдвоём со своей старой матерью. Пришло время матери помирать. Дарья плачет, совсем одна-одинёшенька остаётся на земле. А тут вечером стук в дверь раздался. Стоит на пороге старушонка сухонькая, в шаль замотанная, просится переночевать, мол, ей идти ещё далеко, до соседней деревни, а она ногу подвернула, не успела засветло, не в лесу же ей на ночь оставаться. Дарья её запустила, стол накрыла. Старушонка поела хлеба да молока, поблагодарила Дарью, а потом смотрит, у Дарьи на лавке лежит вышивка, незаконченная, один уголок всего остался дошить. Старушонка вышивку развернула и ахнула — там, на голубом васильковом поле, расцвели красные маки и жёлтые одуванчики, и бабочки среди них порхают. Старушонка глаз не может оторвать от картины, так она ей приглянулась. Просит Дарью, продай, мол, есть у меня золотая монета на чёрный день, отдам за такую картину, не пожалею. Дарья покачала головой, не могу, говорит, эту вышивку я подарю моим соседям, которые гроб для матушки сделают, и помогут её упокоить. Старушонка взглянула на мать Дарьи, и говорит ей, что, мол, недолго та на земле загостится. Дарья смахнула слезу, и сказала, что знает про то. Тогда старушонка и говорит ей, могу, говорит, так сделать, что мать не покинет тебя. Дарья сначала недоверчиво посмотрела на старушонку, а потом как-то сразу ей поверила. Вот и договорились, что Дарья ей картину дарит, а та наколдует ей, чтобы мать не покидала Дарью. Дарья до утра картину вышила, старушонке её с поклоном отдала, та достала из наплечного мешка верёвочку, завязала её вокруг шеи матушки, а на узелочек поплевала и пошептала что-то. И ушла. Дарья радуется, говорю тебе, Оля, она поверила той старушонке! А через два дня матушка Дарьина померла, пока Дарья сено корове давала вечером. Ох и убивалась Дарья! Она ведь понадеялась на слово старушонки, и не сидела последние минуты рядом с матушкой. Соседи помогли похоронить ей матушку, и гроб сделали, и крест, могилку выкопали. Дарья ей подушечку красивую вышила, чтобы лежала её матушка в цветах. Вернулась Дарья с похорон в пустой дом, села к столу, положила голову на стол, да так и уснула. А ночью будто кто ткнул её под бок. И голос в голове она услышала матушкин, что, мол, ты, доченька моя милая, меня в сырой земле-то оставила, я отсюда и выйти не могу. Дарья так до конца ночи и не заснула больше. Сначала думала, что с ума сходит от горя, а к утру взяла лопату и пошла на кладбище, никому слова не сказав. До самого вечера раскапывала она могилу, а когда подцепила крышку гроба лопатой, её мать открыла глаза и вздохнула. Дарья упала возле гроба без чувств. Очнулась она оттого, что матушка гладила её по голове. Вот так она привела обратно свою матушку в деревню. А доктор, когда приехал к барыне и услышал об этом счастливом воскрешении, ничуть не удивился, сказав, что такие случаи бывали, когда человек засыпал летаргическим сном, а его хоронили. И это ещё повезло женщине, что её дочь почувствовала сердцем, что совершена чудовищная ошибка. А Дарьина матушка снова вернулась к своим делам — ходила за скотиной, копалась на огороде, пекла ароматные лепешки. Только всё больше молча, верёвочку заговорённую с шеи не снимала, и из дома редко выходила. И только одна Дарья знала, что это она выкупила свою матушку у самой смерти.

— Так может и правда, она просто впала в летаргический сон? — Спросила я.

— Не знаю, Оля, я прочитал такую вот версию оживления человека.

Мы повернули на дорогу, ведущую в шахту, и мне показалось, что как-то потемнело вокруг, даже помрачнело, если точнее сказать. Откуда-то налетел порывистый ветер, с силой полоскал тонкие ветки берёзок, почти уже голых, отрывая с них последние листья. Листья неслись перед машиной, будто показывая нам дорогу, завихряясь в небольшие смерчики.

Возле отвала стояла коричневая большая Тойота, заехав на край кучи, поэтому смотрелась так, будто укладывалась на бок.

— Как аккуратно поставил! — Усмехнулся Илья — Нам даже тут место осталось. Будто знал, что ещё и мы приедем.

— Выходите быстрее, я охранное заклинание на вас обоих поставлю. — Сказала я, первой выйдя из машины.

Илья надел куртку, убрал портфель Сакатова в багажник и оба стали ко мне лицом, наклонив головы. Я положила каждому на голову свою руку и прочитала три раза:

Тавень-травень

Уйми нечистого

Беса отгоняти

Тебя в охранение

Загороди железными копьями

Острыми штыками

Тяжистыми замками

От осуда и пересуда

От стрешника и поперешника

От скверности и прокосейности

Добрый дух на землю

Злой под землю

— Пошли. — Илья повернулся и пошёл вдоль отвала.

Мы с Сакатовым заспешили за