Сакс Ромер - Спящий детектив

— Добрый вечер, — сказал я. — Дома ли мистер Морис Клау?

— Дома, сэр, — прохрипел пьяница. — Но он очень занят, сэр, так мне кажется, сэр.

— Скажите ему, что пришел мистер Сирльз.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Уильям. Обернувшись к даме, он произнес:

— Вы уже со всех сторон облапали этот стул, мэм, так не хотите ли его наконец купить?

С этими словами Уильям растворился в темных недрах лавки; я последовал за ним и остановился у тускло освещенного прилавка.

— Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол!

Так объявил о моем появлении невидимый попугай.

Неописуемые запахи зоопарка, смешиваясь с затхлыми ароматами заплесневелых книг и благовонием полусгнившей мебели, предприняли дружную атаку на мое обоняние; к ним присоединились безошибочные ароматические следы жизненной деятельности рептилий. Везде слышалось шуршание и царапанье, то и дело прерываемое чьим-то визгом. Затем раздался громоподобный голос Мориса Клау.

— Ах, мистер Сирльз — добрый вечер, мистер Сирльз! Мумия Петтигрю, я полагаю?

Он выдвинулся из тени — массивная фигура, готовая к путешествию: плащ с пелериной, бесцветная, по обыкновению растрепанная борода, высокий и желтый, как у китайца, лоб.

— Произошел второй случай, — сказал я. — В «Сотбис».

— Неужели? — с интересом переспросил Морис Клау. — Еще одна мумия казнена!

— Инспектор Гримсби попросил нас приехать.

Морис Клау нагнулся и извлек из-под прилавка свой коричневый котелок. Достав из котелка цилиндрический пузырек, он добавил к симфонии менее приятных запахов аромат вербены.

— Охлаждающий римский обычай, мистер Сирльз, — загромыхал он. — Так освежает, когда живешь с крысами. Итак, мистер Гримсби снова недоумевает? И мистер Гримсби желает, чтобы бедный старый дурак подержал лампу, пока он будет доставать из темноты свои почести! И почему бы и нет, мистер Сирльз, почему бы и нет? Его дело, мое удовольствие.

Он повысил голос:

— Изида! Изида!

В дрожащем свете газовой лампы, откуда-то из глубин кошмарного жилища, возникла Изида Клау — видение, казавшееся здесь гораздо более неуместным, чем модная французская картинка в каталоге торговца скобяным товаром. На ней было платье салатового цвета, совершенно гладкое и лишенное каких-либо украшений, что лишь подчеркивало его изысканный покрой. Платье было низко вырезано у шеи, и в той точке, где сходились линии декольте, висел на тонкой золотой цепочке большой изумруд. Ее смуглое прекрасное лицо способно было вдохновить художника, искавшего модель для образа царицы Савской, но шляпка из какой-то тонкой, просвечивающей черной ткани, так и говорившая о своем парижском происхождении, придавала ее облику сверхсовременный вид. Она одарила меня чудесной улыбкой.

— Вы куда-то собирались? — спросил я.

— Услышав, кто пришел, — загремел Морис Клау, — я понимаю, что время собираться; и вот мы готовы!

Он водрузил на голову древний котелок и вышел из лавки.

— Уильям, — наставительно обратился Клау к красноносому продавцу, — слышен мне запах эля в четыре пенса. Погубит он тебя, Уильям. Ты закроешь в половине десятого, и ты проследишь, чтобы кот не оказался в ящике с белыми мышами. И пусть тот козел не жует голландские лампочки. Они убьют его, этого козла — эти лампочки; питает он к ним страсть.

Мы сели в ожидавшее такси и через полчаса прибыли к зданию знаменитого аукционного дома. Двери оказались заперты, но констебль, стоявший на посту снаружи, очевидно, получил указание нас впустить.

То, ради чего мы приехали, лежало на столе; прямо над столом горела электрическая лампа. Зрелище показалось мне неописуемо странным. Повсюду, куда ни кинь взгляд, скрывались в тени и словно насмехались над нами самые удивительные «лоты». Утром должна была состояться распродажа одной весьма известной частной коллекции. Вдоль одной из стен стояла шеренга мумий, у противоположной стены выстроились фараоны, боги и богини, презрительно глядя на нас из мрака. Мы были единственными живыми в этом царстве давно умерших людей и статуй. На столе, желтея в белом свете и разбросав полосы частично размотанной, бесцветной льняной ткани, подобные отвратительным щупальцам, лежала обезглавленная мумия!

Я услышал за спиной шуршание и почувствовал слабый запах вербены.

— Фуф! — раздался громыхающий голос. — Сей воздух полон мертвости!

— Добрый вечер, мистер Клау, — сказал инспектор Гримсби, появившись откуда-то из темноты. — Я так рад, что вы смогли приехать.

Он поклонился Изиде.

— Как поживаете, мисс Клау?

Фигурка в ярко-зеленом платье вступила в круг света. Пожалуй, трудно вообразить более невероятную картину, чем вид Изиды Клау, склонившейся над безголовой мумией. Эта сцена пришлась бы по вкусу Рембрандту!

— Счастлив познакомиться с вами, мистер Клау, — сказал джентльмен средних лет, который тем временем подошел к антиквару. — Инспектор рассказывал мне о вас.

Морис Клау поклонился, его дочь обернулась и кивнула.

— Тот же период, что и мумия Петтигрю, — сказала она.

— Возможно, жрец из того же храма. Во всяком случае, они относятся к одной династии…

— Это так познавательно, — загрохотал Морис Клау, — и так запутано.

— Поразительно, мистер Клау, — сказал Гримсби. — Если я правильно понял мисс Клау, перед нами мумия человека, который жил в ту же эпоху, что и жрица, чья мумия является собственностью Петтигрю?

— Смотреть не стану я, — пророкотал Морис Клау. — Если говорит то Изида, воистину так.

— Будь я суеверен, обязательно решил бы, что речь идет о некоем проклятии или чем-то не менее фантастическом, — заметил Гримсби.

— Вы именуете проклятие фантастическим, а, друг мой? — спросил Морис Клау. — Но здесь, в собственной вашей стране, видели вы целую семью, которую обрекло проклятие на таинственную погибель. Следите вы за моей мыслью?

Гримсби растерялся.

— В самом преступлении нет ничего необычайного, — пробормотал он. — Какой-то безумец, вооруженный ножом, вечером забрался в помещение. Здесь всегда довольно темно, даже в дневные часы. Загадку составляет лишь его мотив.

— Цель его загадочна, о да, — согласился Клау. — Заснул бы я здесь, дабы получить ментальный негатив надежд его или страхов, этого безумного охотника за головами, однако уже известно мне, что он одержим.

— Одержим! — воскликнул я. Даже Изида, казалось, была удивлена словами Клау.

— Я сказал, что он одержим, — внушительно продолжал тот. — Он сумасшедший, захваченный одной идеей. Его безумный разум зарядил эфир, — Клау махнул рукой по сторонам, — безумными мыслями. В комнате мистера Петтигрю также обнаружим мы эти уродливые мыслительные формы. Он вне сомнения безумен, наш потрошитель мумий. В данном случае не стану я полагаться на одическую фотографию, или же науку Циклов преступления, но только на свою библиотеку.