Визионер: Бег за тенью - Женя Гравис
Неопределённый кивок. Попал? Или не попал?
– Боюсь ошибиться, но мне представляется, в вашей семье вы олицетворяете прагматичность и здравомыслие. А месье человек импульсивный, увлекающийся…
– Он творец. Этим всё сказано.
Фух. Ну, хоть что-то, наконец, сказала.
– Знаете, мало кто помнит, но пятнадцать лет назад я уже блистала на показах, а он был начинающим неизвестным модельером. Это я привела его в мир высокой моды, стала его вдохновением.
– Примите моё искреннее восхищение. Без вашей протекции он бы вряд ли смог добиться такого успеха. Мне кажется, месье – человек порывистый, эмоциональный и не очень разборчивый в знакомствах.
– Не без того, – вздохнула Натали. – Он так печётся о своей коллекции, но порой бывает безгранично доверчив к совершенно незнакомым людям. Эта бесконечная череда секретарей… Вы не представляете, как это утомляет.
– Меня это тоже тревожит. Боюсь, ваш супруг связался с не очень честными людьми, и происшествие с короной может отразиться на его репутации. А значит, не ровен час, и на вашей.
Тонкие брови нервно дёрнулись. Насторожилась.
– И что я могу сделать?
– Помочь месье Жюлю. Вы знаете, с кем он общается. Может быть, заметили каких-то подозрительных людей в последнее время?
Натали задумалась. Поменяла положение ног, продемонстрировав не менее идеальный изгиб левого бедра.
Размышляет. Внутренне приценивается. Знакомства мужа ей явно не нравятся. Воспользуется шансом избавиться от неугодных ей персонажей?
– Сейчас у него нет помощника. Но пару месяцев назад он начал общаться с каким-то студентом. Иногда днём, иногда вечерами куда-то уезжают или приезжают. Не знаю, что у них за дела. Слышала лишь, что они обсуждают картины. Этот студент, видимо, художник.
– Как он выглядит?
– Худой, растрёпанный такой, нервный. Неприятный человек. Жюль называл его Анисим.
– Он был в вашем доме в ту ночь, о которой я спрашивал?
Пауза. Торгуется. Сдать или не сдать? Что меньше навредит?
– Да. Он что-то привёз в большом ящике.
* * *
Студент Самокрасов занимал комнату на мансардном этаже общежития для художников в Богословском переулке, так называемой «Ляпинке». Неплохо устроился – живёт один, остальные-то по трое-четверо в одной комнатушке ютятся.
– Что вам нужно?
Анисим открыл дверь и опешил. Да, представительная делегация пожаловала с утра – сыщик Самарин, Горбунов и два крупных урядника.
– У нас ордер на обыск, – Дмитрий помахал бумагой.
– По какому праву? За что? – студент не скрывал раздражения.
Митя, не обращая на него внимания, прошагал внутрь комнаты. Какой творческий беспорядок, а говоря по-простому – бардак. Узкая кровать со смятым бельём. На столе рисунки вперемешку с остатками вчерашней трапезы. Холсты и подрамники свалены кучей. У мансардного окошка – мольберт, наскоро завешанный тряпкой. Запах краски. Самарин мельком взглянул на руки Анисима – тоже в краске. Потом подошёл к мольберту и, невзирая на протестующие вопли, резким движением сдёрнул ткань. Повернулся к студенту:
– Не изволите объясниться, Самокрасов?
– В чём объясниться? Я не понимаю.
– Почему вы рисуете следующую жертву?
– Какую жертву? О чём вы?
– Не прикидывайтесь идиотом, всё вы понимаете, – сыщик достал наручники. – Анисим Самокрасов, вы задержаны по подозрению в убийстве четырёх человек.
* * *
«Помариновать бы его в арестантской подольше. Может, и язык бы развязался», – размышлял Митя, разглядывая хмурого студента, сидящего напротив. Тот, будучи во время задержания буен и горяч, теперь сделался угрюм и неразговорчив. Неприветливое лицо Анисима украшал синяк на левом глазу. Неразумно сопротивляться аресту. Сам виноват.
«Начать издалека или сразу зайти с козырей?» – думал Самарин. Пожалуй, второе. Надо вывести его из себя.
– Обыск в вашей квартире, Самокрасов, показал много интересного. Особенно мне понравилась одна находка. Она многое объясняет. Вы поэтому решили убивать женщин?
Сыщик достал из кармана и поставил на стол найденный в жилище студента пузырёк: «Стимулол д-ра Глэза. Средство для лечения полового безсилия».
Худые щёки Анисима пошли красными пятнами.
– Молчите? – продолжал Дмитрий. – Тогда я расскажу за вас. Талантливый юноша из бедной семьи поступает в художественное училище, но оказывается недостаточно талантлив. Мы нашли при обыске кучу ваших полотен. Ни одно из них не продано, так ведь? А ещё отыскали множество набросков копий известных картин. Не поясните, зачем? Я уже не говорю про портрет следующей жертвы убийства, но об этом мы ещё подробно побеседуем. В общем, творчество ваше оказалось никому не интересно, и вы начали с горя играть на скачках. Мы обнаружили целую коробку билетов от тотализатора. Игрок из вас тоже вышел негодный. Ни одного выигрыша. Потрясающее невезение. Я даже сочувствую, правда. Казалось бы, может, стоит забыть о творчестве и строить тихое семейное счастье? Но и здесь вышла неудача. Мне рассказали о вашем отношении к девушкам в училище. По-моему, всё очевидно. Вы не состоялись ни как художник, ни как мужчина, и поэтому решили мстить. Признайтесь, Самокрасов, снимите груз с души.
– Мне не в чем признаваться. У вас больная фантазия, – глухо проворчал студент.
– Мои так называемые фантазии подкреплены уликами, тут вам не отвертеться. Вы лично занимались календарём и теперь воплощаете по нему свой чудовищный план. Ваша ненависть к женскому полу очевидна, и на то есть медицинское доказательство, – Митя указал на пузырёк на столе. – Ни одна жертва не подверглась половому насилию, и ваш недуг лишь подтверждает вину. Вы работаете сторожем в театре Корша и имеете беспрепятственный доступ к костюмерной. Я её посетил, там чёрт ногу сломит, и пропажи нескольких костюмов никто просто не заметит. Вы были в доме Франка в ночь убийства. Вас видели с грузом. Привезли туда труп? Или реквизит? Корону у кутюрье раньше взяли? Или он сам отдал? Он с вами в сговоре? Отпираться поздно, Анисим. У вас есть мотив, возможность и средства для совершения преступлений. Чистосердечное признание – ваш единственный шанс.
– Ненавижу. Ненавижу вас всех, – студент поднял на Митю яростные тёмные глаза.
– О, это я сразу заметил. У вас, как это сказать, хроническое недовольство всеми и всем. Вы живёте за счёт раздражения и гнева, это ваша движущая сила. Что ж, возможно, пожизненная каторга научит вас хоть немного ценить то, что у вас было когда-то. Поверьте, там и не таких ломают.
– Все вы одинаковы, фараоны.
