Рикэм-бо «Стерегущий берег» - Антон Павлович Кротков
Глава 38
Последние числа июля 1947 года, город Беркли (Калифорния)
Полицейский детектив Малколм Гуллер ожидал возвращения Исмаилова с прогулки. Игорь сам сообщил полиции новый адрес, по которому временно снимал жильё, пока в его доме ещё работала полиция.
Как и в первую их встречу Гуллер был в штатском. На нём была рубашка с коротким рукавом и легкие брюки. Он приехал на «форде» без полицейской маркировки. Облокотившись на капот, пожилой детектив аппетитно жевал пончики, аккуратно вытягивая их двумя пальцами из бумажного пакета. Первым делом сыщик предложил со своей располагающей улыбкой:
— Возьми парочку, Грегори! Ведь мы с тобой помниться на «ты»?
Игорь слегка улыбнулся и Гуллер по-приятельски пояснил:
— Я всегда покупаю их в одном и том же ресторанчике. Пончики там всегда свежие, и на пудре они не экономят, что немаловажно. М-м-м, пальчики оближешь!
— Благодарю, офицер.
Игорь взял пару пончиков и кивнул на пса.
— Из нас двоих он гораздо больший сладкоежка. Если позволите, один я отдам ему.
— Ну, конечно! — благодушно воскликнул детектив и сам положил перед лабрадором два аппетитно пахнущих пышных кругляша в белой сахарной обсыпке.
Однако Сократ даже не притронулся к угощению. Лишь обнюхал и отошёл в сторону, недоверчиво поглядывая на незнакомца. Гуллер не обиделся.
— Умный пёс, не принимает взятку из чужих рук. Такому в полиции служить.
Видя как неловко Исмаилову из-за странного поведения собаки, детектив поинтересовался с участием:
— Как устроился на новом месте?
— Спасибо, нормально.
Гуллер стал рассказывать, что тоже с семьёй снимал жильё тут неподалёку лет пятнадцать назад.
— Хороший тихий район, много небольших магазинчиков, парикмахерских и всё такое. Удобное место для жизни. Потом мы переехали — сыну нужна была особенная школа, только там уже было не то. Но, поверишь ли, Грегори, часто вспоминаю нашу жизнь здесь, как счастливое время…
А может всё дело в том, что мы просто тогда были моложе, как думаешь?
Исмаилов не успел ответить, а полицейский уже заговорил о другом:
— Я узнавал, Грегори, ты ведь воевал в авиации?
— Да.
Сыщик взглянул на него с уважением.
— Знаешь, я много чего повидал за свою карьеру в убойном отделе, но всегда преклонялся перед парнями, которые понюхали настоящего пороху. Я даже знавал одного мужика, которому довелось бывать в настоящей рукопашной…в окопах. Часто пытаюсь представить, каково это.
— Исмаилов пожал плечами, ведь он этого не знает.
— А это? — полицейский провёл пальцем по собственной щеке в том же месте, где у Исмаилова был шрам. Игорь понял, куда клонит собеседник.
— Вас интересует, не приходилось ли мне убивать людей руками? И знаю ли я по собственному опыту, как нужно пырнуть человека ножом, чтобы прикончить наверняка? Повторяю, я никого не убивал.
Гуллер мягко заметил:
— В моей практике бывали убийства, которые квалифицировались судом, как совершённые в особых обстоятельствах. Несколько дел даже закончились вынесением оправдательных вердиктов.
— Нет, это не мой случай.
— Но ведь конфликт с убитым у тебя перед этим произошёл?
— Нет — отрезал Исмаилов.
Гуллер сокрушённо вздохнул.
— Послушай, Грегори, я не пытаюсь тебя подловить, просто мне надо понять, чтобы помочь… Твоя подруга обмолвилась, что ты выглядел совершенно спокойным, когда увидел того поляка или француза с ножом в груди.
— Скажите, офицер, если в такой ситуации женщина находится на грани обморока или истерики, как следует вести себя мужчине?
— Хм, теперь ясно, — задумавшись на минуту, удовлетворённо кивнул детектив.
В этот момент в его машине ожил радиотелефон.
— На приёме, — изменившимся голосом отозвался Гуллер, взяв трубку. Снаружи Исмаилову всё было слышно.
— Шеф, появились свежие новости — доложили из трубки.
— Ладно, ждите, сейчас подъеду.
«А может рассказать ему о подозрительных парнях, которые следили за Габором перед его исчезновением? — размышлял Исмаилов. — И о пропавших из дома документах полиции, возможно, пора узнать, так им хотя бы станут понятны мотивы преступников. А то, не имея других зацепок, следствие покрутится, покрутится вокруг, да вцепится в меня мёртвой хваткой, как в единственную возможность скрыть собственную беспомощность от своего руководства».
Пока Игорь колебался, сыщик сообщил, что срочно должен ехать. И тут он спохватился:
— А ведь я приезжал вернуть ключи от твоего дома! Наши криминалисты там отработали. И вот пакет с одеждой, которые мы брали для экспертизы.
Словно желая исправить впечатление от своих неприятных вопросов, сыщик примирительно пояснил:
— Ты уж прости за неудобство, Грегори, что выселили тебя из собственного жилища. Но важнее всего сохранить место преступления в неизменном виде, чтобы случайно не уничтожить важную улику. В таком деле любая мелочь может всё изменить.
— Я не в обиде, у каждого своя работа.
Они пожали руки. Гуллер сел за руль, завёл мотор, поинтересовался, будто из чистого любопытства:
— Сегодня планируешь переехать обратно?
— Наверное — неуверенно ответил Исмаилов.
— Да, не очень то приятно, когда в твоём доме произошло такое, — сочувственно произнёс полицейский, добавив:
— Мы даже иногда рекомендуем жертвам преступников обратиться к хорошему психологу или психоаналитику.
Исмаилов поблагодарил.
— Абсолютно не за что, — невесело отозвался сыщик, махнул на прощание рукой и уехал.
Игорь задумчиво провожал глазами удаляющийся автомобиль: то, что сыщик уже в курсе того, что ему был назначен курс психоанализа, — так что же в этом удивительного! С первого же взгляда можно было понять, что мужик — профессионал. Скверно было то, что вкрадчивый охотник прямо об этом не сказал и даже изображает неведение, при этом явно наблюдая за реакцией на свои слова.
В этот же день Исмаилов на час заехал домой, но сам переезд отложил ещё на пару дней. На следующее утро он как обычно отправился гулять с Сократом. На скамейке, где они обычно отдыхали, кто-то оставил журнал. В передовой статье рассказывалось о казни человека на электрическом стуле. Странное совпадение: несчастного приговорили к смерти за двойное убийство. Репортёр присутствовал на месте событий и наблюдал как за час до казни смертника усадили в старенькое парикмахерское кресло, где обреченному побрили наголо голову и лодыжку правой ноги, чтобы обеспечить наилучший контакт с электродами. «Под парикмахерской машинкой обнажалась неестественно розовая кожа, которая усиливала общее впечатление приниженности и беззащитности человека, который ещё недавно упивался собственной властью над чужими жизнями — делился впечатлениями репортёр. — Вслед за приговорённым, которого плотным кольцом окружал конвой из шести крепких сотрудников тюрьмы, мы прошли в зал
