Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 4

Тело было все-таки не совсем человеческим. Мускулатура выглядела несколько упрощенной и схематичной, но все было на своем месте. Соски, пупок, пенис, мошонка, волосы в паху и так далее. Даже тонкие светлые волосы на груди.

Сколько дней прошло с тех пор, как Джендера убили? Бейли вдруг сообразил, что точно это ему неизвестно, — но во всяком случае до того, как он отправился на Аврору. Значит, прошло более недели, но никаких признаков тления — ни зрительных, ни обонятельных. Четкое отличие робота.

Бейли заколебался, но затем подсунул одну руку под плечи Джендера, а другую под колени. Попросить Глэдию помочь ему он и подумать не мог. Он напрягся и с некоторым усилием перевернул Джендера на живот, удержав его на кровати.

Кровать скрипнула. Глэдия, конечно, поняла, что он делает, но не обернулась. Помочь, конечно, не предложила, но и не стала возражать.

Бейли опустил руки. На ощупь Джендер казался теплым. Видимо, блок питания продолжал поддерживать температуру, и когда мозг отключился. Тело было твердым и упругим. Явно стадии окостенения оно не проходило.

Теперь одна рука свисала с края кровати совсем по-человечески. Бейли осторожно ее потрогал и отпустил. Она чуть-чуть качнулась раз-другой и замерла. Он согнул одну ногу в колене, осмотрел обе ступни. Ягодицы были сформированы безупречно. Имелся даже сфинктер заднего прохода.

Бейли не мог отогнать тягостного чувства: ему все время казалось, что он посягает на неприкосновенность человеческого тела. А будь это действительно труп человека, охлаждение и окостенелость лишили бы его человеческой сущности.

Труп робота кажется более человеческим, чем человеческий, подумал он тоскливо.

Снова он подсунул руки под Джендера, приподнял и перевернул.

Расправив простыню, насколько сумел, он накрыл робота покрывалом, как раньше, и старательно разгладил покрывало. Потом отступил на шаг, посмотрел и решил, что вид совершенно прежний — во всяком случае почти.

— Глэдия, я кончил, — сказал он.

Она обернулась, посмотрела на Джендера влажными глазами и сказала:

— Так мы можем уйти?

— Конечно. Только, Глэдия…

— Что?

— Вы оставите его лежать так? Полагаю, он не истлеет.

— Если и так, то что? Какое это имеет значение?

— Некоторое имеет. Вы должны дать себе возможность оправиться от горя. Вы не можете провести триста лет, оплакивая его. Что прошло, то прошло. (Даже ему самому эти сентенции показались фальшиво напыщенными. Так как же их восприняла она?)

— Я знаю, Элайдж, — ответила Глэдия, — что вы желаете мне добра. Меня просили оставить Джендера здесь до конца расследования. А тогда по моей просьбе его сплазмуют.

— Сплазмуют?

— Поместят под плазменную горелку и разложат на составные элементы, как человеческие трупы. У меня останется его голограмма… и воспоминания. Это вас успокоит?

— Конечно. А теперь я должен вернуться в дом доктора Фастольфа.

— Да. Тело Джендера навело вас на какую-нибудь мысль?

— Я ни на что подобное не рассчитывал, Глэдия.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Элайдж, я хочу, чтобы вы узнали, кто это сделал и почему. Мне необходимо знать.

— Но, Глэдия…

Она яростно мотнула головой, словно не желая слышать того, к чему была еще не готова.

— Я знаю, вы сумеете это выяснить.

Глава 7

Снова Фастольф

27

Из дома Глэдии Бейли вышел навстречу закату. Он обернулся в ту сторону, которую счел западом, и увидел у горизонта багровое солнце Авроры, а над ним — светло-зеленое небо, исчерченное легкими полосками облаков.

— Иосафат! — пробормотал он.

Выяснилось, что это солнце, более холодное и оранжевое, чем земное, зримо и разительно отличается от земного в часы заката, когда его лучи косо, почти горизонтально, пронизывают всю толщу аврорианской атмосферы.

На этот раз Дэниел следовал за Бейли, а Жискар, как и по дороге в дом Глэдии, шел далеко впереди.

Внезапно Бейли услышал голос Дэниела совсем рядом:

— Партнер Элайдж, вам нехорошо?

— Наоборот, очень хорошо, — ответил Бейли, чрезвычайно довольный собой. — Дэниел, я как будто вовсе не замечаю, что нахожусь во Вне. И даже спокойно любуюсь заходящим солнцем. А закаты здесь всегда такие?

Дэниел бесстрастно посмотрел на солнечный диск, уже почти коснувшийся горизонта.

— Да, — ответил он. — Но давайте побыстрее пойдем к дому доктора Фастольфа. В это время года темнеет быстро, партнер Элайдж, и я хотел бы проводить вас туда, пока вы еще видите дорогу.

— Я готов. Пошли! — Про себя Бейли взвешивал, не лучше ли дождаться темноты. Конечно, идти вслепую не так приятно, зато у него будет иллюзия замкнутого пространства, а в глубине души он не был уверен, долго ли продлится эйфория, вызванная тем, что он глядел на закат (закат прямо во Вне, заметьте!). Однако неуверенность эта была трусливой, и он не желал поддаваться ей.

Жискар бесшумно скользнул назад к нему и сказал:

— Не предпочтете ли подождать, сэр? Возможно, темнота вам будет приятнее, а для нас никакой разницы нет.

Тут Бейли заметил в отдалении других роботов. Поручила ли Глэдия своим полевым роботам охранять его или Фастольф прислал своих?

Это подчеркивало, как они его оберегают, но из духа противоречия он не захотел признаться в своей слабости.

— Нет, — ответил он Жискару, — идемте сейчас же! — И энергично зашагал к дому Фастольфа, еле различимому за дальними деревьями.

А роботы пусть идут за ним или нет, это уж как им угодно, храбро подумал он. Он знал, что стоит ему задуматься над своим решением, как что-то в нем съежится по-прежнему: он на поверхности планеты и ничем не защищен от необъятной бездны, если не считать тонкого слоя воздуха. Но думать он об этом не будет. Нет!

И конечно, опьяняющее освобождение от страха, только оно, заставляет дрожать его подбородок, а зубы стучать… И прохладный вечерний ветер, заодно покрывший его руки гусиной кожей…

Но не Вне!

Нет и нет!

Он сказал, стараясь не стискивать зубы:

— Ты хорошо знал Джендера, Дэниел?

— Одно время мы были вместе: с того момента, когда друг Джендер был сконструирован, и до того, как он перешел в дом мисс Глэдии, мы почти не расставались.

— Дэниел, а тебя тревожило, что Джендер выглядит почти как ты?

— Нет, сэр. Мы с ним различались, партнер Элайдж, и доктор Фастольф нас не путал. Следовательно, индивидуальность у каждого из нас была своя.