Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека

— Он опубликовал множество многоречивых и бессмысленных текстов, в которых объясняет свою веру, — продолжал Хокинс. — Но если вы спросите меня, то извлечь из них можно лишь одну полезную информацию: их автор эгоист, фанатик и фантазер. В целом же, джентльмены, наш соперник очень опасен и непредсказуем.

— И, судя по внешности, именно он сейчас едет по дороге, да? — заметил доктор Дженкин, стоявший у окна. — А с ним небольшой айсберг.

Лашингтон шумно выдохнул и вытер руки о брюки:

— Ну, мистер Хокинс… хм-м… давайте пойдем и, как говорится, положим глаз, то есть посмотрим на человека, который утверждает, что он Роджер Тичборн. Джентльмены, если вы будете так добры и подождете здесь, я представлю вам Претендента и его сумасшедшего адвоката.

Оба вышли из комнаты. Суинберн подошел к окну как раз в тот момент, когда карета, запряженная лошадьми, подъехала к портику и исчезла из виду.

— Как вы думаете, — тихо спросил он у Дженкина, — самозванец? Или повеса?

— Я придержу свое мнение до тех пор, пока не увижу его и его действий, да?

Бёртон, стоявший возле большого книжного шкафа вместе с Траунсом, поймал взгляд своего помощника. Кивнув на Дженкина, поэт подошел к исследователю, который указал ему на обтянутый кожей внушительный том. На корешке Суинберн прочитал:

— Маттейс Скёйлер. «De Mythen van Verloren Halfedelstenen». Что это? — спросил он.

— Та самая книга, в которой изложена легенда о трех Глазах Нага.

— Хм-м, — хмыкнул поэт. — Косвенное доказательство, согласен. Но связи между Тичборнами и черными алмазами крепнут прямо на глазах!

— Еще бы! — согласился Бёртон.

Вошел Богль, держа в руках графин и несколько стаканов. Графин он поставил на буфет, а стаканы стал протирать полотенцем, собираясь подать прохладительные напитки. Дверь открылась. Вошел Лашингтон — и тут же отошел в сторону; глаза его остекленели, челюсть слегка отвисла. За ним последовал Хокинс, на лице у него застыло выражение дикого ужаса. Руку он держал возле головы, словно она нестерпимо болела.

— Джентльмены, — прохрипел полковник, — позвольте представить вам доктора Эдварда Кенили и… и… и Претендента на… поместье Тичборнов!

Фигурой доктор Кенили напоминал Уильяма Траунса: невысокий, крепкий и плотный. Но там, где у детектива-инспектора бугрились мышцы, у адвоката был только жир. Голова его не походила ни на что: огромный куст черных волос и густая борода обрамляли широкое лицо. Верхняя губа длинного рта была чисто выбрита, из-за очков с маленькими толстыми стеклами сверкали маленькие кровожадные глазки. В целом он напоминал лесного дикаря, выглядывающего из густого подлеска.

Поприветствовав каждого коротким кивком, Кенили заговорил агрессивным тоном:

— Добрый день, джентльмены. Я представляю вам… — здесь он сделал паузу для драматического эффекта, — сэра Роджера Тичборна!

В двери возникла чья-то тень, и Кенили отошел в сторону. Огромная масса грубого сукна, трещавшего от раздувшейся плоти, заполнила весь дверной проем слева направо и сверху донизу без остатка, медленно протиснулась в него и лишь затем выпрямилась и развернулась в полные рост и ширь, которые оказались поистине огромны. Претендент Тичборн был шести с половиной футов[75] в высоту, невероятно жирен и совершенно отвратителен. Огромная раздувшаяся масса стояла на коротких ногах (каждая шириной в три торса обычного человека), обтянутых грубыми коричневыми штанами. Колоссальное брюхо, нависшее над ними, натягивало пиджак до такой степени, что материал вокруг пуговиц протерся и порвался. Длинная и толстая правая рука, которую плотно облегал черный пиджак, оканчивалась пухлой волосатой ладонью с раздутыми пальцами. В отличие от нее, левая рука была короче и тоньше ниже локтя; казалось, она принадлежала более изящному человеку, с гладкой кожей и длинными узкими пальцами. Огромная шаровидная голова, сидевшая на широких плечах без малейшего намека на шею, вполне могла бы присниться в ночном кошмаре. Лицо, безусловно напоминавшее Роджера Тичборна (если только портрет, висящий в столовой, чего-то стоил), казалось грубо пришитым к черепу толстыми нитями хрящей. Кожа была натянута так туго, что черты его исказились: глаза сузились, ноздри расширились, а губы, едва прикрывавшие огромные зеленоватые зубы, вытянулись в тонкую линию. Из-под этой карикатурной маски сверкали темные и пустые глаза кретина, в данный момент они медленно оглядывали комнату. Безволосый череп был усеян какими-то жуткими желтыми пятнами; вокруг него, подобно короне, торчали семь выступов, каждый из которых был прорезан линией стежков.

Внезапно раздался грохот: Богль уронил стакан. Дворецкий схватился за виски, лицо его перекосилось, глаза наполнились слезами.

— О сэр, как сильно вы поправились! — проговорил он.

Чудище хрюкнуло и попыталось улыбнуться, оттянув назад губы, нависавшие над гнилыми зубами и кровоточащими деснами; с нижней губы закапали розоватые слюни.

— Да-а-а… — протянул он медленным рокочущим голосом. — Я… не тот малец… каким был… когда смотался из Тичборна.

Говорил он нерешительно и вяло, как умственно отсталый.

— То есть вы узнаёте моего клиента? — требовательно спросил Кенили у Богля.

— О да, сэр! Это мой хозяин. Это сэр Роберт Тичборн.

— Разрази меня гром! Что за чушь? — возразил Хокинс. — Лицо этой… этой персоны… может быть, слегка и напоминает лицо сэра Роджера, но совершенно ясно, что… — Внезапно он остановился и отшатнулся назад, тяжело дыша: — О! Моя голова!.. — простонал он.

Лашингтон испустил придушенный смешок и упал на колени. Доктор Дженкин бросился вперед и коснулся его плеча:

— Вам плохо? — спросил он.

— Да. Нет. Нет. Я думаю… я думаю… у меня кружится голова. Мигрень.

— Осторожнее, — сказал доктор, поднимая полковника на ноги. — Бог мой, да вы едва стоите!

Лашингтон выпрямился, покачнулся, оттолкнул врача и прочистил горло:

— Прошу… прошу прощения, джентльмены. Я… я чувствую себя немного… С разрешения сэра Роджера я… я пойду к себе… полежу часок.

— Отличная мысль! — сказал Кенили.

— Иди, иди, — проворчал Претендент, ввалившись на самую середину гостиной. — Полежи. Станешь лучше. Ага.

К величайшему удивлению остальных, полковник Лашингтон, которому понадобилось меньше минуты, чтобы начать называть Претендента «сэр Роджер», пошатываясь, вышел из комнаты.

— Что за черт?.. — пробормотал Траунс.

— Он будет в полном порядке, после того как отдохнет, да? — объявил доктор Дженкин. Потом он обернулся к Претенденту и протянул ему руку: — Добро пожаловать, сэр Роджер, добро пожаловать домой! Какой замечательный день! Я уж и не надеялся увидеть вас снова!