Алексей Хапров - Телепат

— Делайте, что хотите, — отмахнулся Тимофей. — Я в ваших авантюрах участвовать не буду.

Мы с Максимом не очень огорчились его отказу. Дар Тимофея вряд ли мог оказаться полезным в таком благородном деле, как помощь "Химику" отыграть четыре пропущенные шайбы. А наши с Максимом способности были весьма кстати. Напомню, что Максим владел телекинезом, а я к этому времени уже достаточно поднаторел в искусстве внушения. Немного пошептавшись, мы покинули свои места на центральной трибуне, оставив инфантильного Тимофея в компании с бородатым мужиком, и перебрались на сектор за воротами, которые в третьем периоде должны были принадлежать "Спартаку". Заняв самые неудобные для созерцания игры, но самые оптимальные для реализации нашего замысла места в первом ряду, мы, азартно потирая ладони, стали дожидаться конца перерыва.

Когда третий период стартовал, Максим приступил к делу. Он сосредоточился и уставился на ворота. Через некоторое время бутылочка с водой, лежавшая на них, приподнялась в воздухе, и упала вниз. Перемещавшийся вдоль площади ворот вратарь "Спартака" наехал на бутылочку, споткнулся, потерял равновесие, и растянулся на льду, не сумев помешать шайбе влететь в сетку. Трибуны взревели. 1:4.

Максим буквально скакал от восторга.

— Ты видел? У меня получилось! — на радостях вопил он.

Вратарь "Спартака" невозмутимо поднялся на ноги, и спокойно положил бутылочку с водой обратно на ворота. Мол, досадная случайность. С кем не бывает?

— Теперь моя очередь, — сказал я.

Видя успех Максима, я тоже завелся, и мне не терпелось показать свои возможности. Но вошедший в кураж Максим меня остановил.

— Погоди. Дай я еще попробую.

Воодушевленный забитым голом, "Химик" развивал очередную атаку. Голкипер "Спартака" внимательно наблюдал за перемещениями шайбы по площадке. Поэтому он не увидел, как бутылочка с водой, лежавшая на воротах, снова приподнялась в воздухе, и упала на лед за его спиной. Вратарь вторично о нее споткнулся, потерял равновесие, и в этот момент в сетку влетела еще одна шайба. Трибуны неистовствовали. 2:4. Максим на радостях был готов подпрыгнуть до потолка.

Вратарь "Спартака" поднялся на ноги, внимательно осмотрел сетку, накрывавшую ворота сверху, видимо, пытаясь отыскать в ней дырку. Но, не найдя в сетке никакой прорехи, он поднял бутылочку с водой со льда, и в сердцах запустил ее за борт. Трибуны откликнулись издевательским улюлюканьем. Максим помрачнел. Он явно не знал, как ему, лишившись этой бутылочки, теперь можно манипулировать вратарем.

— Ладно, давай, твоя очередь, — бросил мне он.

Я сосредоточился, представил в воображении кучу денег, собрал в единое целое весь свой запас энергии, и стал усиленно внушать голкиперу "Спартака", что эта куча находится сейчас сзади него, за воротами. Вратарь задергался, и стал украдкой оборачиваться. В нем сейчас боролись два чувства: чувство наживы, и чувство долга. Победило первое. Улучив момент, когда игра переместилась к воротам "Химика", он заехал за ворота, нагнулся, и принялся собирать лежавшие, как ему казалось, на льду купюры. Он вошел в такой азарт, что его не остановила даже третья шайба, влетевшая в его ворота. В чувство вратаря "Спартака" привел только дюжий капитан команды, хорошенько тряхнувший его за грудки. Выслушав объяснения голкипера, капитан посмотрел на него широко открытыми глазами, обернулся к скамейке запасных, и показал тренеру жестом, что вратарю нужна замена, после чего характерно покрутил пальцем у виска.

Занявший место в воротах "Спартака" дублер даже не предполагал, какой его ждет конфуз. Он мысленно благодарил бога за предоставившийся шанс, моля его, чтобы помог ему блеснуть, и наконец вытеснить своего коллегу из основы. Но я своим внушением немного подкорректировал его фантазии. Дублер принял вратарскую стойку, и тут же заснул. Очнулся он только тогда, когда трибуны взорвались от восторга. 4:4…

Встретивший нас с Максимом у выхода из дворца спорта Тимофей не скрывал своего изумления.

— Это ваша работа? — восхищенно спросил он.

— А то как же, — гордо ответили мы.

Вернувшись из увольнительной, мы долго рассказывали сокурсникам о своих хоккейных подвигах. Сокурсники давились от смеха, и просили нас повторить эту историю снова и снова. Но на следующий день нам стало не до веселья. Нас с Максимом вызвал к себе начальник спецшколы. Я не знаю, кто ему на нас донес, но он был полностью в курсе наших вчерашних проделок.

— Кто вам это позволил?! — грозно спросил он.

Мы стояли, опустив головы, как нашкодившие подростки, и не знали, что ответить.

— Как вы посмели?! — еще больше повысил голос Дмитрий Иванович.

Мы молчали.

— Мы вас здесь не для того обучаем, чтобы вы дурачились! — снова рявкнул он. — Забыли, курсантами какого учебного заведения вы являетесь? Так я вам это напомню!

Наказание оказалось суровым. Нас с Максимом лишили увольнительных до самого конца учебы.

И чего это Дмитрий Иванович тогда так разъярился? Может, он болел за "Спартак"?

— 5 —

Наступил последний день нашего пребывания в спецшколе. Учеба закончилась. Начиналась служба.

Год сам по себе срок небольшой. Но за это время я уже успел свыкнуться с мыслью, что меня зовут Артем Резник, что я круглый сирота, воспитывался в детском доме, — именно так было написано в моей новой биографии, — и что я теперь профессиональный контрразведчик. Невзрачный инженер-экономист Илья Воробьев ушел в далекое прошлое. Порой мне даже казалось, что его вообще не существовало, и что мое предыдущее "я" — это всего-навсего страшный сон, порожденный воспаленным воображением.

Выпускной вечер прошел шумно и весело. Мы все собрались за большим столом в "красном уголке". Наш преподавательский состав предстал во всем параде. В обычные дни мы никогда не видели своих инструкторов в форме. А тут они явились при погонах, с орденами и медалями. Мы даже не подозревали, что нас обучают люди, имеющие такие немалые, судя по наградам, заслуги перед страной.

Михалыч встал из-за стола и задумчиво посмотрел на нас.

— Дорогие мои друзья, — сказал он. — Такие дни, как сегодня, бывают у меня каждый год. И я их считаю для себя самыми грустными и печальными. Каждый год у меня появляется новая группа курсантов. Каждый год я привыкаю к ним настолько, что даже начинаю относиться к ним, как к собственным детям. И каждый год мне снова и снова приходится переживать этот грустный момент расставания. Друзья мои, не сочтите мои слова за дежурный пафос, ибо они совершенно искренни. Мне бы очень хотелось, чтобы вы никогда не забывали наших с вами встреч, наших бесед, чтобы вы хорошо осознавали свое предназначение и свои обязанности перед нашей страной и нашим народом. Защищать свою страну — это удел самых лучших и избранных. И вы относитесь к этим избранным. Гордитесь и дорожите этой честью. Служить своей стране — всегда почетно. Нет такого государства в мире, где дела обстояли бы по-другому. Страна, которая не умеет себя защищать, не может быть великой. А Россия — великая страна. Она всегда находила в себе силы противостоять иноземцам, стремящимся присвоить ее обширные территории, завладеть ее природными ресурсами, и поработить ее народ. Я буду очень горд, если вы станете профессионалами высокого класса, и если со временем вашу грудь будет украшать столько же орденов, сколько, например, у Дмитрия Ивановича. Но мне будет очень горестно, если кто-нибудь из вас не оправдает надежд. В этом будет и моя вина, как вашего воспитателя. Я хочу поднять этот бокал за ваши будущие успехи. Пусть это шампанское станет для вас неким эликсиром жизни, полученным в нашей школе. Виват!