Сьюзан Маклеод - Сладкий запах крови

— Будет тебе, Газза, успокойся, — пробормотала я. — А ну, отгони-ка эту кровь из штанов туда, где она больше нужна, — пусть лучше к мозгам приливает, мозги-то у тебя, братишка, слабенькие.

Вместо ответа Газза выдал уже не дрожь, а практически судороги.

Вот чего нам тут не хватало для полного счастья! Раз судороги, значит, Блондин в красном впрыснул жертве многовато яду. Больше, чем я думала.

Я ухватила Газзу за щуплые плечи. Он конвульсивно вздрогнул, точно его шарахнуло сильнейшим оглушающим заклятием, колено у него дернулось вверх, ударило меня в грудь, и я шлепнулась наземь. Газза разинул рот и засипел, задыхаясь. Губы у него посинели. Перенасыщенная ядом кровь проносилась через легкие слишком быстро и не успевала набрать кислорода. Мне пришлось навалиться на Газзу всем телом, чтобы обездвижить.

Яд нужно вывести из организма, и как можно скорее.

Газза выгнулся дугой и едва не сбросил меня, такой сильной оказалась новая судорога. Я вцепилась ему в волосы и повернула его голову набок. В мозгу у меня мелькнуло свежее и неприятное воспоминание о том, как совсем недавно то же самое проделал вампир — Блондин в алом, прежде чем укусить жертву. Последний укус пришелся очень высоко и лишь чудом не задел сонную артерию. Крошечные ранки, не больше булавочного укуса, были буквально на волосок от нее и сочились не кровью — бесцветной прозрачной жидкостью. Я припала к этому же месту и проткнула клыками воспаленную кожу. В горло точно жидкий огонь хлынул. Мир затуманился, подернулся серебристой зыбкой дымкой, я впивала яд не губами, нет, — каждой клеточкой изголодавшегося тела и чувствовала, как теряю обычное ледяное самообладание, стоившее мне таких немыслимых усилий.

Я насыщалась бездумно, словно вампир, впервые приобщившийся к Дару. Я растворялась в пульсирующем тепле, которое затопило меня целиком. Когда в меня впились чужие пальцы, я застонала от блаженства. Судороги распластанного подо мной тела повторялись снова и снова, но теперь уже в ритме, старом, как этот мир, и я прильнула теснее, мне хотелось еще и еще. Горячее дыхание обжигало мне ухо, запахи соли и пота щекотали ноздри, а на языке перекатывался медный привкус крови...

С первым же глотком крови пришло отрезвление. Я резко вскинула голову.

Газза что-то проурчал и стиснул меня крепче. Тощие бедра дернулись еще раз. Я посмотрела на него холодным трезвым взглядом. То еще зрелище! Черная обводка вокруг глаз размазалась, подбородок весь в красных прыщах, и при каждом выдохе под носом покачивается сопля — в трогательном соседстве с булавкой в правой ноздре.

И я предпочла это обаяшке Дарию и Корсетной Красотке?

Ну и кто я после этого? Такой же паршивый кровосос, как они все.

Встав на четвереньки, я старательно сплюнула кровь, чтобы и следа ее не осталось у меня во рту. Ребрышки у Газзы все еще вздымались, сердце колотилось быстро, но не так лихорадочно, как раньше. Я прикрыла глаза. Начала дышать, сердце застучало, глухие сильные удары отозвались в груди, но яростный голод и желание не отпускали и скреблись внутри. Даже теперь, насытившись ядом, я все равно жаждала большего, потому что успела войти во вкус. «Бери же! — понукал внутренний голос. — Бери то, что хочешь, то, что тебе необходимо!»

Проклятие! Тысяча проклятий! Миллион проклятий!

Да я же едва не изнасиловала паренька. Ладно, допустим, я спасла ему жизнь, да и почти изнасилование ему явно понравилось. Выбора-то у него все равно не оставалось.

В ушах у меня зажужжало, а в животе похолодело.

Чья-то рука грубо ухватила меня за волосы, чуть не сняв скальп, и я с размаху врезалась головой в кирпичную стену. Из глаз посыпались искры, а потом наступил мрак.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В нескольких дюймах от своего лица я смутно увидела босую ступню. Кажется, пальцев на ней было многовато. Я поморгала, и пальцев стало пять. Я попыталась шевельнуть головой и чуть не взвыла — череп раскалывался от боли. Я осторожно пощупала затылок, опасаясь, как бы череп и впрямь не раскололся, потом поднесла руку к глазам... Словно в красную краску обмакнулась.

Проклятие! Куда еще хуже?

Я попыталась встать и охнула — бок тоже болел. Откинулась назад и понадеялась, что чары излечат мои раны как можно скорее.

— Огорчительно, весьма огорчительно застать вас в таком положении.

Горячие пальцы прошлись по моей коже. Голос с легчайшим иностранным акцентом принадлежал Малику аль-Хану.

Почему он босиком?

Ступни у него оказались узкие, красивые, а на одном пальце даже имелось черное кольцо. Я подавила желание потрогать это кольцо и глянула вверх. Черные брюки, свободная рубашка из черного шелка, так, на горло не смотрим, горло очень соблазнительное, бледное такое, смотрим еще выше... в черные запавшие глаза с горящими алым зрачками.

Сердце у меня захолонуло от ужаса и еще какого-то непонятного чувства.

— Какого пса вы это устроили? — возмущенно спросила я.

Малик скользнул вниз — текуче и плавно, как вода. Присел на корточки, так что теперь глаза наши оказались почти вровень. От этого мне еще сильнее сделалось не по себе, и я плотнее вжалась в кирпичную стену.

— Тот человек едва не умер, — мягко, но с угрозой в голосе ответил вампир.

Я поспешно кинула взгляд туда, где на мостовой, все еще без чувств, валялся Газза. Сосредоточилась и прислушалась к его пульсу. Замедлился, и сердцебиение ровное. Да, повезло мальчику, здоровье у него лошадиное.

Напряжение отпустило меня.

— Но ведь, не умер же — вон, живехонек.

Малик тряхнул головой:

— Опасно так набрасываться на добычу. От такого, — он ткнул рукой в сторону Газзы, — у них крепнут страхи, они превращаются в обезумевших параноиков, которые всегда настороже. Потому-то это и запрещено.

Я хотела было раздраженно возразить что-нибудь вроде «он первый начал, я тут ни при чем, я вообще хотела только помочь», но поняла, что, окажись я на месте Малика и натолкнись на такую вот сценку, тоже не разобралась бы и сочла саму себя виновной.

— Большое спасибо, что просветили. Премного благодарна. — Я осторожно начала поворачиваться на бок. — Но я в лекциях не нуждаюсь. Вся эта политкорректная чушь мне назубок известна.

Малейшее движение отзывалось болью в голове. Я поморгала. Нет, вообще-то, болит уже гораздо меньше, значит, чары начали действовать.

— А теперь, с вашего позволения, я тут приберусь немного, и давайте забудем о случившемся.

Малик вздохнул, и меня будто порывом ветра овеяло.

— Ты моя, Роза. Я не в силах это забыть. И продолжать в таком духе я тебе не позволю.