Аркадий Стругацкий - Дело об убийстве, или Отель «У погибшего альпиниста»

– А нападение на инспектора полиции?

– Так об этом и речь!.. – сказал Хинкус, осторожно ощупывая макушку.

– По-моему, там никакого нападения и не было, а было одно только сплошное чистосердечное признание до начала официального следствия. Как ваше мнение, шеф?

– Признания пока не было, – напомнил я.

– Сейчас будет, – сказал Хинкус. – Но вот в присутствии этого физика-химика обещаете, шеф? Семьдесят вторую «д» – обещаете?

– Ладно, – сказал я. – Для начала будем считать, что имела место драка на личной почве в состоянии опьянения. То есть это ты был в состоянии опьянения, а я тебя урезонивал.

Симонэ заржал.

– А я что? – спросил он.

– А вы помогли мне справится… Ладно, хватит болтать. Рассказывай Филин. И смотри, если ты хоть слово соврешь. Ты мне два зуба расшатал, сволочь!..

Он только глянул на меня своими желтенькими и заговорил:

– Значит, так, – начал он. – Меня намылил сюда Чемпион. Слыхали про Чемпиона? Еще бы не слыхали… Так вот в позапрошлый месяц откопал Чемпион где-то одного типа. Где он его откопал, чем его на крючок взял, я не знаю, и настоящего его имени я тоже не знаю. У нас его звали Вельзевулом. Правильно звали, жуткий тип… Сработал он нам всего два дела, но зато дела были для простого человека ну никак не подъемные, и сработал он их чисто, красиво… да вы и сами знаете. Второй Национальный банк – раз, броневик с золотыми слитками – два. Знакомые дела, шеф, а? То-то! Дела эти вы не раскрыли, а кого вы посажали, те в полной мере ни при чем, это вам самим хорошо известно. В общем, сработал он нам эти два дела и вдруг решил завязать. Почему – это вопрос особый, но Вельзевул наш рванул когти, и нас намылили кого куда ему наперехват. Засечь его, взять на мушку и свистнуть Чемпиону… Ну, а в крайнем случае было велено кончать Вельзевула на месте. Вот я его и засек, и тут все мое чистосердечное признание.

– Так, – сказал я. – Ну, а кто у нас здесь в отеле Вельзевул?

– Тут я, как вы правильно сказали, дал маху, шеф. Это вы мне глаза открыли, а я-то грешил на этого фокусника, на Барнстокра. Во-первых, вижу – магические штучки, разные фокусы. А во-вторых, подумал: если Вельзевул захочет под кого-нибудь замаскироваться, то под кого? Чтобы без лишнего шума… Ясно – под фокусника!

– Что-то ты тут путаешь, – сказал я. – Фокусы – ладно. Но ведь Барнстокр и Мозес – это небо и земля. Один – тощий, длинный, другой – толстый, приземистый…

Хинкус махнул рукой.

– Я его в разных видах видал, и толстым, и тонким. Никто не знает, какой вид у него натуральный… Это вам надо понять, шеф. Вельзевул – он ведь не простой человек. Он – колдун, оборотень! У него власть над нечистой силой…

– Понес, понес, – сказал я предостерегающе.

– Правильно, – согласился Хинкус. – Конечно, никто не поверит, кто сам не видел… А вот, например, баба эта, с которой он разъезжает, кто это, по-вашему, шеф? Я ведь своими глазами видел, как она сейф в две тонны весом выворотила и несла по карнизу. Под мышкой несла. Была она тогда маленькая, щупленькая, ни дать ни взять – ребенок, подросточек, вроде Барнстокровой этой девчонки… а ручищи – во, метра два… да что там – метра три длиной…

– Филин, – сказал я строго. – Хватит врать.

Хинкус снова махнул рукой и приуныл было, но, впрочем, тут же оживился.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Пускай я вру. Но вот я, извиняюсь, вас голыми руками положил, шеф, а ведь вы мужчина рослый, умелый… Так сами подумайте, кто мог меня таким манером скрутить, как младенца, и засунуть под стол?

– Кто? – спросил я.

– Она! Теперь-то я усек, как все это случилось. Он меня, гад, узнал, запомнил. И когда он увидел, что я сижу на крыше и живьем его из дома не выпущу, он и наслал на меня свою бабу. Под моим же видом наслал… – В глазах у Хинкуса всплеснулся пережитый ужас. – Матерь пресвятая, сижу я там, а оно стоит передо мной, то есть я сам и стою – голый, покойник, и глаза вытекли… Как я там со страха не подох, как с ума не сошел – не понимаю. Три раза в отключку уходил, ей-богу… И, главное, пью и ведь не пьянею, как на землю лью… Это надо же, – проник, значит, он, что у меня в черепушке не того, не все в порядке, наследственное это у меня, от папаши досталось. Тому, бывало, тоже всякое чудилось – как схватит ружье, как начнет палить… Вот Вельзевул и решил: либо с ума меня свести, либо запугать до потери сознания, чтобы я слинял у него с глаз долой. А когда увидел, что не получается, ну, делать нечего, тут он силу и применил…

– А почему он тебя попросту не прихлопнул? – спросил я.

Хинкус затряс головой.

– Нет, этого он не может. Ведь, если правду вам сказать, почему он завязал? Когда броневик драли, сами знаете, охрану нам пришлось убрать. Ребята погорячились, а получается вроде бы, что кровь-то на нем, на Вельзевуле… А у него вся чародейская сила пропасть может, если он человеческую жизнь погубит. Чемпион нам так и сказал. А то разве кто-нибудь посмел бы его выслеживать? Да упаси бог!

– Ну, допустим, – проговорил я неуверенно.

Я опять ничего не понимал. Хинкус, как он и сам признался, был, несомненно психом. Но в его сумасшествии была своя логика. В рамках этого сумасшествия все концы сходились с концами, и даже серебряные пули находили свое место в общей картине. И все это каким-то странным образом переплеталось с реальной действительностью. Сейф из Второго Национального и в самом деле исчез удивительно, загадочно и необъяснимо – «растворился в воздухе», разводили руками эксперты, и единственные следы, которые вели из помещения, вели как раз на карниз. А свидетели ограбления броневика, словно сговорившись, упорно твердили под присягой, будто все началось с того, что какой-то человек ухватил броневик под днище и перевернул эту махину набок… Черт его знает, как все это понимать.

– Ну, а серебряные пули? – на всякий случай спросил я. – Почему пистолет заряжен серебряными пулями?

– Потому и заряжен, – снисходительно пояснил Хинкус. – Свинцовой пулей оборотня не возьмешь. Чемпион с самого начала на всякий случай подготовил серебряные бананчики, подготовил и Вельзевулу показал: вот, мол, смерть-то твоя, имей, мол, в виду, не рыпайся.

– А почему же они остались в отеле? – сказал я. – Тебя связали, а сами остались…

– Этого я не знаю, – признался Хинкус. – Этого я сам не понимаю. Я как утром увидел Барнстокра, так прямо обалдел. Я ведь думал, их тут давным-давно и след простыл… Тьфу, не Барнстокра, конечно… Но я-то думал тогда, что Барнстокр… В общем, Вельзевул здесь, а почему он здесь остался, этого я не знаю. Может быть, тоже не может через завал перебраться?.. Он хоть и колдун, но не господь же бог. Летать, например, он не умеет, это уж точно известно. Через стены проходить – тоже… Правда, ежели подумать, баба эта его – или кто она там есть – любой завал могла бы расковырять в два счета. Присобачил бы он ей вместо рук ковши, как у экскаватора, и готово дело…