Михаил Черненок - Последствия неустранимы

Вскоре за Огнянниковой принялся ухаживать Хачик Алексанян. Хотя в общем-то он и не нравился ей, но пятилетняя жизнь в одиночестве заставила Анну Леонидовну призадуматься. Надо было определяться в жизни, не век же одной куковать. Все бы, возможно, и сложилось, однако тревожило Огнянникову предстоящее знакомство с родителями Хачика — они ведь знали ее как «жену» Головчанского. И Огнянникова надумала изменить внешность. Первым делом перекрасила волосы. Это, конечно, наивность, Анна Леонидовна сама понимала, но другого выхода не могла придумать.

— Вы перекрасили волосы первого сентября, то есть уже после смерти Головчанского… — уточнил Бирюков.

— Да, но задумала это значительно раньше, — быстро ответила Огнянникова, чуть помолчала и продолжила свое невеселое повествование.

В последнее время Головчанский словно забыл Огнянникову. Она догадывалась, что Александр Васильевич увлекся другой женщиной. Это даже ее обрадовало, но радость была недолгой. В середине августа начались по вечерам телефонные звонки и уговоры «насчет еще одного медового месяца в Николаевке». При этом Головчанский делал упор на деньги, обещал нарядить Анну Леонидовну, как куколку. Огнянникова после долгих размышлений «клюнула на приманку», написала заявление об отпуске и сказала на работе, что поедет отдыхать в Прибалтику. Но потом, еще раз все взвесив, сообразила, что опять вязнет в трясине, из которой можно не вырваться до той поры, пока не подурнеет внешне, а тогда уже о замужестве и мечтать нечего! Головчанский, получив от Огнянниковой внезапный отказ, взбесился и пригрозил: «Смотри, лапушка, горько пожалеешь! Твой любовный альянс с Хачиком я прихлопну одним мигом!» Так закончился последний разговор с Головчанским.

Между тем Хачик Алексанян не давал проходу. И Огнянникова решилась: «Была не была!» Чтобы приготовиться заранее к отъезду, стала искать покупателя на недостроенную дачу. Помогла в этом вопросе Евдокия Федоровна Демина. Ее сын, живущий в Новосибирске, согласился купить новенький сруб за семьсот рублей и перевезти его на свой мичуринский участок недалеко от Новосибирска. Купля-продажа состоялась вечером в ту самую пятницу, когда у Головчанского по вине Хачика сорвался отъезд из райцентра и он с вокзала пришел в дачный кооператив. Увидев Александра Васильевича в кооперативе, Огнянникова перепугалась. Ей стукнуло в голову, что Головчанский придумал против нее какие-то козни, и она решила проследить, что он будет делать…

— Проследили? — спросил Бирюков, когда Анна Леонидовна внезапно замолчала.

— Получив от сына Евдокии Федоровны деньги, я осталась в своей даче и все видела, — тихо ответила Огнянникова.

— Что конкретно?

— Как Надя Туманова убирала с грядок лук, потом осталась на даче ночевать. Как Хачик с бригадой ушел от Головчанского и как Головчанский после сидел на крыльце своего дворца со стариком Пятенковым. А когда он проводил старика и шмыгнул на дачу Тумановых, мне стало понятно, что Наденька попала на удочку Александра Васильевича крепче, чем я. Тут и пришла мне в голову дурная мысль — позвонить Софье Георгиевне, чтобы она накрыла мужа в чужой постельке.

— Позвонили?

Огнянникова кивнула:

— А перед тем, как позвонить, ключ от дачи Тумановых на крыльцо ей положила.

— Зачем?

— Чтобы Софья Георгиевна могла внезапно войти в дачу. Если бы она стала стучать в дверь, Головчанский или через окно улизнул бы, или придумал что-нибудь другое. У него в таких делах был богатый опыт. По себе знаю…

— Выходит, это Софья Георгиевна отравила мужа?

Огнянникова резко вскинула голову и испуганно посмотрела на Бирюкова:

— Я не подсказывала, что ей делать. Просто сказала, мол, говорит ваша доброжелательница. Возьмите на своем крыльце ключик и тихонько войдите в дачу Тумановых. Там увидите мужа и еще кое-кого… Больше — ни звука, сразу трубку положила.

— Даже не сказали, с кем там Головчанский?

— Нет. Если бы я упомянула Надю Туманову, Софья Георгиевна не поверила бы и никуда бы не пошла среди ночи.

— Значит, она все-таки пошла?..

— Да. Я проследила за ней до самого кооператива. Домой за полночь вернулась, когда дождь проливной хлынул.

Все логично, все обстоятельно выглядело в показаниях Анны Леонидовны. Теперь даже можно было объяснить появление мокрых следов на лестничной площадке перед квартирой Огнянниковой, которые видел Хачик Алексанян, возвращавшийся от Тоси Стрункиной и хотевший обсушиться у будущей жены. Не хватало самой «малости» — доказательств, подтверждающих, что дело происходило именно таким образом, как рассказала Анна Леонидовна.

— Зачем же вы придумали поездку в Прибалтику, потерянный кошелек, ночь в аэропорту? — спросил Бирюков.

— Со страху огород нагородила, — глядя в пол, ответила Огнянникова. — В воскресенье тетя Дуся Демина рассказала мне, что видела, как мертвого Головчанского от Тумановых увозили. У меня внутри похолодело. Вот, думаю, натворила дел…

— Откуда Софья Георгиевна узнала подробности о семейных перипетиях Тумановых?

— Это я после по телефону ей рассказала. Мне до сих пор не верится, что именно Софья Георгиевна отравила мужа. Она ведь жила за Головчанским как королева. Чтобы такого мужа потерять, надо быть круглой дурой, а Софья Георгиевна — не дура. По-моему, тут Надя Туманова руку приложила…

— Почему Надя?

— Потому что по себе знаю, насколько Головчанский прилипчив был и как трудно было от его ухаживаний избавиться.

— А такое чувство, как ревность, вам незнакомо?

— Не знаю… — Огнянникова потупилась. — Я никого по-настоящему не любила. За Олега выскочила, чтобы в девушках не засидеться, а после… трепачи всякие ко мне липли. Откуда тут ревности появиться…

— Давайте, Аня, кое-что уточним… — Бирюков щелкнул шариковой авторучкой. — Первое. С Деминой беседовал наш оперуполномоченный, следователь ее допрашивал, однако Евдокия Федоровна ни словом не обмолвилась о том, что сын купил у вас дачу…

— Это я попросила тетю Дусю молчать, пока не уеду из райцентра, — быстро проговорила Огнянникова. — Боялась, Головчанский что-нибудь подлое сделает. Он помогал мне доставать материалы для дачи и, если б узнал, что я семьсот рублей за его услуги выручила, наверно, со зла поджег бы не только мою дачу, но и весь кооператив.

— Второе, — опять заговорил Антон. — Почему лишь после смерти Головчанского решились с Хачиком подать заявление в загс?

Огнянникова вспыхнула, словно вопрос оказался для нее крайне неприятным:

— Заберу я это заявление назад… А почему решилась… Хачик уговорил. На днях спросила его: «Как твои родители отнесутся ко мне, если узнают, что ты женился на чужой жене?» Он глазом не моргнул: «Была чужая — стала своя. У нас, понимаешь, только на девушках жениться можно, да?» После такого великодушного жеста со стороны Хачика и решилась я пойти в загс.