Евгений Дембский - Властители ночи

— Однако у вас комплексы, — сказал он тогда, вытирая слезы, а я вынужден был признать его правоту.

В трубке раздался громкий возглас, за ним еще один, вырвавший меня из задумчивости.

— Эй! Повтори…

— Я говорю, что на твою квартиру накинулась целая орда специалистов. Судя по их количеству и азарту, можно было бы предположить, что, уезжая, ты забрал с собой не только ванну и электропроводку, но и внутренние перегородки. Кстати — как ты протащил мимо меня содранное с пола покрытие?

Я захихикал, назло Гришке — он так хихикать не умел.

— Порезал на полоски и сжег над унитазом.

— Ага. Ну и как там? — неожиданно сменил он тему. — Уже катался на лыжах?

— На водных, старик. Здесь постоянно льет. Кроме того, мои шмотки еще не приехали, и, прежде чем я выйду на склон, придется проверить, что тут носят и на чем ездят, чтобы не выглядеть белой вороной.

— Белая ворона прекрасно смотрится на белом снегу!

— Ну, и еще…

Я во всех подробностях рассказал, как разбил себе череп, как оказался дома у Вэл и встретил доктора Вернера.

— Представляешь себе такую профессию — придумывание, чем бы напугать зрителя? — Он утвердительно буркнул, поскольку у себя в России занимался и более странными вещами. — А может быть, видел фильм «Гуано»? Это творение моей первой знакомой в Редлифе, Валери Полмант. Но бабенка — полный улет! Погоди, кто-то стучит в дверь. Войдите! — Вошел официант с тремя бутылками и, увидев меня с трубкой в руке, жестом спросил, какая мне нужна. Та, что справа, показал я.

Он поставил бутылку на столик, бесшумно проверил запас льда в холодильнике, а затем чистоту бокалов в баре.

— Забыл тебе сказать, что у меня на лбу шишка величиной с Килиманджаро, — сказал я. Официант бросил на меня прощальный взгляд, полный упрека; я остановил его движением руки и вложил в ладонь пятерку. Он почти вслух сказал: «Угу!» — У меня то и дело гудит в башке, — пожаловался я.

— Прислони ее к чьей-нибудь нежной груди, — посоветовал Гришка. — А? — Он был единственным из моих знакомых, кто мог так начать фразу, но, в конце концов, он был иммигрантом. — А? Ты уже что-то решил с собакой?

Когда-то я сказал, что если бы я жил там, где прогулка с собакой не превращалась бы в пытку для обоих, я завел бы у себя какого-нибудь ирландского волкодава, бультерьера или другого внушающего уважение зверя.

— Здесь? Здесь пригодился бы водолаз, но они слишком большие и слишком спокойные…

— А если… Извини, Скотт! У меня дела. Пока! — Раздался щелчок и длинные гудки. Брошенная на кровать трубка злорадно покатилась к краю, но, к счастью, замерла неподвижно, частично свесившись над полом. Я откинулся на спинку кресла. В комнате было уже намного теплее, но еще более уныло. В голове начали возникать пораженческие мысли, пока еще робкие. У себя в Нью-Йорке я мог пойти на матч, на прогулку, на концерт, у меня почти всегда было какое-то дело, и чаще всего его можно было соединить с посещением именно концерта, а прогулок у меня бывало даже чересчур много. Здесь, в Редлифе, я мог самое большее подружиться с несколькими барменами…

Тьфу!

Я посмотрел на бутылку. Мне не понравилось, как она стояла, — гордо и непокорно, повернувшись ко мне боком с этикеткой, словно зная, что я всё равно буду ее штурмовать. Так и хотелось сделать что-нибудь ей назло. Я решил, что именно так и поступлю, и в награду судьба напомнила мне о необходимости сделать еще один телефонный звонок. Я лег на кровать и по памяти набрал номер экспедиторской фирмы.

— Добрый день, говорит Скотт Хэмисдейл. Где-то между Нью-Йорком и Редлифом должен находиться ваш грузовик с моими вещами. В соответствии с договором, завтра он должен быть на месте. Сроки выдерживаются?

— Минуточку! — Что-то щелкнуло, и шипение в трубке внезапно прекратилось. Я отчетливо услышал, как некто, находящийся от меня на расстоянии в половину Северной Америки, стучит по клавишам компьютера и при этом тихо насвистывает. На мгновение наступила тишина, затем еще два раза щелкнули клавиши. — Алло? — Я подтвердил свое присутствие. — Ага, ну так вот, они едут в соответствии с планом. Завтра около двух они должны быть в Редлиф-Хилл. Переулок Сола О'Броджа, четыре, так?

— Так. Всё правильно. Спасибо.

Я разъединился и вдруг сообразил, что за целый день мне даже не пришло в голову сходить взглянуть на свой новый дом, который я пока видел только на экране компа. Почему, черт побери, я об этом не подумал? Может быть… Наверное, только потому, что до сих пор я никогда никуда не переезжал, — сразу же после приезда в Нью-Йорк я занял контору и квартиру после одного типа, которого видел пятнадцать минут, в приемной у адвоката. Казалось, он был счастлив, покидая Большое Яблоко.

— Работы у тебя будет до… черта. — Он явно хотел произнести какое-то другое слово. — Неверные жены, у которых время и мужчины текут сквозь пальцы, злые мужья, ревнующие их к мускулистым парням, которым не повезло в киноиндустрии и мире моды. Кроме того, знаешь, тут каждый день находят около трех десятков трупов, и семья каждого из них может оказаться твоим клиентом. Тысячи адвокатов ищут миллионы шансов для своей клиентуры — алиби, свидетелей, фотографии… Еще тысячи заказчиков — это прокуроры и родственники жертв, которым хочется поджарить чью-нибудь задницу на электрическом стуле. А еще — шантажи, изнасилования, доносы, промышленный шпионаж, вымогательства, мафия, гангстеры… Работы тебе, брат, хватит!

Я не выдержал:

— Так чего же ты, братец, сматываешься?

— За… колебало! — с неожиданной яростью буркнул он.

И это были последние слова, которые я от него услышал, если не считать какого-то неразборчивого бормотания, когда мы пожимали друг другу руки шесть минут спустя. Что-то вроде эпитафии самому себе. Я попытался вспомнить, не хотелось ли мне сказать то же самое, когда я отправлялся в Редлиф, но, видимо, я был не столь решителен, как этот Энди, а может быть, Рэнди Кулявик. Хотя его полные горечи слова я уже через неделю собирался выгравировать на табличке и повесить у себя в гостиной. Тогда победил юношеский оптимизм, ну и кроме того, я всегда мог отстаивать свою правоту, объясняя себе, что если бы не было нужды в моих услугах, мы жили бы в раю. Где я подыхал бы от голода.

Я повернулся на бок. Меня охватила странная усталость, где-то чуть ниже гортани начал формироваться зевок, глаза начали сами собой закрываться. Пусть так и бу…у…у…удет… У меня не было желания ни кого-либо выслеживать, ни осматривать новую контору и дом, ни навещать кого-то из знакомых в Редлифе, то есть Валери Полмант, ни выпивать, ни… да, даже курить. Мне хотелось спать. Я сбросил с ног кроссовки и накрылся одеялом. Стало тепло, сухо и тихо.