V - значит наvсегда (СИ) - Либра Нюта
В памяти Иви отчётливо запечатлелась красная лента, которую она по оказанной чести нового Премьер-министра, носившего имя Дик Мауэй, перерезала на открытии мемориала. Кроме того, девушке посчастливилось собственноручно вывести буквы названия на нижней ступени: V — значит наVвсегда.
Ты навсегда сохранишься в памяти жителей этой страны. Твой образ навсегда отпечатается в их сердцах. Никто и ничто уже этого не изменит. Они всегда будут помнить цену своей свободы и благодарить единственного человека, рискнувшего жизнью ради надежды. Надежды искоренить уродливые изгибы власти и вновь окунуться в русло демократической реки. Вновь ощутить свободу и прикоснуться к истине. А я никогда не забуду вечер, когда судьба столкнула меня с тобой. Я никогда не забуду тебя, Уэйд Хокинс. Хотя после побега из Ларкхилла ты был уже другим человеком. Вэ. Может, это и есть твоё настоящее имя и лицо?
Погода стояла тёплая, но небо посерело, а воздух наполнился влагой. Крошечные моросящие капельки дождя пугливо садились на воротники женских пальто, оседали на рукавах мужских пуховиков и засыпали на капюшонах детских курток. Иви наконец подобралась к мемориалу и поставила ногу на первую ступень. Сам мемориал не имел огромных размеров. Да и дизайн его был довольно прост — тридцать восемь ступеней чёрных мраморных плит, установленных по оригинальной идее молодого архитектора: они не поднимались вверх, а стелились неровным и твёрдым ковром, горизонтально ведущим к главному лежаче уложенному прямоугольнику, над которым висел образ мстителя в маске. Между фетровой шляпой, ровно стриженным париком, маской Гая Фокса, чёрным одеянием, длинным плащом в тон этому одеянию и сапогами оставались пробелы, которые заполнял осенний воздух. В зависимости от направления ветра образ поворачивался в ту или иную сторону, окидывая невидящим взором окрестности Лондона. Кожаные чёрные перчатки, отделявшиеся от рукавов, сжимали по одному предмету: в правой притаилась палочка дирижёра, а в левой — весы правосудия.
Преодолев все ступени, количество которых символизировало возраст павшего героя (чтобы его достоверно установить, спецслужбам понадобилось чуть больше двух лет), Иви нежно опустила на свободный кусок пространства коралловую розу сорта «Алый карсон», которую вырастила в теплицах и садах своего дома.
Твоя любимая. Пусть вокруг тебя отныне витает лишь аромат роз. А запах крови пусть канет в небытие.
Недолго полюбовавшись образом вершителя правосудия, девушка выступила в обратный путь. Обойдя толпу уставших и печальных людей, она зашагала к ближайшему восстановленному метрополитену района Вестминстер. Прямо у дороги её окликнул маленький мальчик лет пяти-шести, курносый, с раскрасневшимся от бега лицом.
— Мисс! Пенни для Гая. Фунт для Вэ.
Да, с некоторых пор хитрые родители решили раскручивать других взрослых на деньги покрупнее при помощи своих бескорыстных чад.
Иви вытащила из сумочки купюру в десять фунтов.
— Плачу за обоих, причём крупно, — протянула она малышу. Мальчик благодарственно улыбнулся и, крепко сжав банкноту в своих пухлых ручонках, помчался навстречу родителям, громко хвастая приобретённым состоянием.
Могли ли мы когда-нибудь представить такое будущее? Мог ли ты представить будущее, в котором тебя возведут в ранг героя и станут чествовать? Что в твою честь будут устраивать праздник в определённое время каждого года? Что улицы Лондона снова наполнит беззаботный детский смех, вольный говор людей, фейерверки, танцы и музыка? Что город пропитается радостью угнетённых, которые сумели встать с колен? Что люди, склонённые под клеймом неугодных, обретут вожделенную свободу? Что тугие путы власти прогнутся под громогласным воплем страждущих? Что они научатся бесстрашно смотреть вперёд?
Пока Иви шла к станции метро, то с теплотой разглядывала гулявших. Все жители с торжественным волнением готовились к празднику пятого ноября: многие уже нарядились в костюмы Вэ, хотя обычно костюмированная часть веселья начиналась ближе к полуночи, слушали классическую музыку (из некоторых уголков доносилась увертюра Чайковского, столь полюбившаяся герою), заполняли лавки с сувенирами и фигурками двух личностей, вошедших в историю этого дня, зажигали первые костры. Все смеялись, шутили, делились своей радостью с окружающими.
После того, как Майлз Иворд ушёл в отставку из-за взбунтовавшихся пэров, которые не пожелали видеть в кресле Премьер-министра того, чей племянник был причастен ко второй революции, народ выбрал нового члена парламента по имени Дик Мауэй. Он не успел прижиться в светских кругах власти, зато простой народ остался доволен его руководством. Дик Мауэй выделил баснословные суммы на восстановление Лондонских зданий, которые были разрушены в ходе революции Double V, а также вынудил банки покрыть страховки всех пострадавших. Кроме того, он возродил старые линии метро, все до единой, и лишил Палату Лордов привилегии получать полномочия управления страной по наследству, переведя каждого члена на выборные начала.
О самом же племяннике бывшего Премьер-министра по-прежнему ничего не было известно. Иви знала лишь то, что после того, как она бросила его на растерзание толпы, он исчез. Многие полагали, что Чарльз погиб, но тело его в ходе тщательных поисков так и не нашли. Поэтому его дальнейшая судьба превратилась в тайну, покрытую мраком, вокруг которой англичане, одарённые особо богатой фантазией, разводили хворост удивительных теорий. Некоторые считали, что Чарльз изменил внешность при помощи пластической операции, достал поддельные документы и продолжил преспокойно обитать среди лондонцев. Другие утверждали, будто бы напавшая на него разъярённая толпа изуродовала его до такой степени, что он стал даже страшнее уродца Квазимодо и затерялся где-нибудь в сельской местности, уйдя подальше от чужих глаз. Но большинство склонялось к более адекватной версии о том, что Майлз Иворд сжалился над племянником и помог ему укрыться от правосудия. В любом случае, правду так никто и не выяснил. Она ушла вместе с Чарльзом.
А вот судьба начальника и главного инициатора Революции, одного из лиц, скрывавшихся под маской злодея Double V, Джеймса Лойлдрига, оказалась более ясной. Мужчина скончался от пули Марлы, а спустя пару недель его похоронили на городском кладбище.
Третий виновник Революции, Доминик Стоун, добровольно сдался полиции и, отказавшись от должности, отправился в тюрьму. Иви, не сумевшая таить долгую обиду на старого друга, каждые три месяца навещала бывшего комиссара и справлялась о его делах.
Добравшись до Энфилда, одной из самых обширных зелёных зон северной части Лондона, Иви неспешно прошлась вдоль ровных и тихих улиц с двухэтажными коттеджами, выглядывавшими из-за окрасившихся в оранжевый цвет зарослей вязов. Дойдя до самого конца, девушка открыла собственным ключом выкрашенную белым калитку, простучала каблуками плюшевых ботильонов по выложенной каменной плиткой дорожке и вошла в небольшой домик, выполненный в классическом стиле: кирпичные стены, черепичная крыша, фасад, украшенный простыми колоннами, балюстрадами и лепниной. Все детали внешнего декора перекликались между собой и разделяли лаконичность с нотками чопорности.
Они с Хэллметом приобрели этот небольшой домик в классическом стиле сразу после свадьбы. «Вот, что навевает мысли о старушке Англии», — полушутя сказал художник перед подписанием контракта об аренде. Во дворе росли молодые дубы и буки, зеленели кустарники лещины и казильника, купались в прохладных солнечных лучах квадраты искусно выстриженной травы. В больших кадках у входа распушились малиновые бутоны рододендрона. На заднем дворе располагался обширный цветочный сад с теплицами, от которого на сотни миль разносился аромат коралловых роз сорта «Алый карсон».
Внутри дом был обустроен довольно просто, но каждая простая мелочь буквально кричала о том, что уютнее места не сыскать на всём белом свете.
У дверей Иви встретил Хэллмет. Его кучерявые локоны были зачёсаны назад, полностью открывая высокий квадратный лоб и словно прижавшиеся к голове уши, а голубые воды его прекрасных глаз затмевали своим нежным сиянием тысячи небесных светил. На руках мужчина держал трёхлетнюю девочку, одетую в фиалковое платьице из ситца. Её светло-голубые глаза горели невинным озорством, а русые локоны, несколькими прядками соединённые сзади заколкой в виде цветка фиалки, мягким одеялом рассыпались по плечам.
