Сергей Тепляков - Флешка

«Что же это я? – растерянно подумал Каменев. – Ну да, не выстрелил. Ну так у меня задача – добраться до стоянки, выбраться отсюда». Но Каменев чувствовал, что не по этому не нажал на спуск. «Какая на хер задача? – зло подумал он.

– Обосрался. Магазинчика тебе жалко». Он вдруг понял, что и в самом деле ему, чуть не впервые за прожитые годы, было жаль барахла, жаль жизни.

Тут вдруг он снова увидел Плотникова – тот перебегал дорогу, надеясь, видимо, уйти в аллею. Два человека бежали за ним, стреляя из пистолетов. Каменев снова вскинул ружье, и опять не выстрелил. «Он же сам велел нам уходить»… – сказал себе Каменев. Однако уговорить себя не получалось. Спрятав ружье под куртку, Каменев, горбясь, пошел прочь от гостиницы, стараясь не попадать в свет фонарей.

Метрах в ста от гостиницы он оглянулся и вдруг увидел мчащийся по дороге огромный черный «Хаммер». «Наши…» – счастливо подумал Семен. Он поднял руку. «Хаммер» остановился, дверь распахнулась и Яков Громов закричал:

– Давай, быстрей!

Едва Семен вскочил в машину, она сразу рванулась с места.

Они гнали прямо по трассе в полной тишине. Семен оглянулся – машина была набита под завязку: здесь был Андрей, Филипп, Фадеев, оба Громовых и Жанна.

– Ну что, Сема, живой? – спросил Семена Андрей. – Как же ты выбрался?

– Да выбрался уж… – мрачно, но весело, сказал Семен, и добавил: – Это нам, морпехам, для разминки!

Яков Громов оглянулся со своего места и заметил, что Семен при оружии.

– Ого, Сема, где ты эту штуку раздобыл? Ты же был пустой…

– Да дал тут одному по башке… – довольно сказал Каменев.

– Орел! – одобрил Яков. Семен хотел было ответить что-то, в красках рассказать о своем подвиге в сражении, но осекся – вспомнил, как видел убегавшего Плотникова и не выстрелил в его преследователей. От воспоминания стало так больно, что Семен, неожиданно для себя, закричал Жанне, сидевшей здесь же, на заднем сиденьи:

– Если ты работаешь на правительство, то кто же это такой смелый, чтобы на тебя нападать?

Жанна уставилась на него и явно не знала, что сказать. При этом она чувствовала, что ответ на этот вопрос хотели бы знать и остальные.

– Ну так у меня же на лбу не написано, что я работаю на правительство! – отрезала она, оскалив зубы.

– Хватит, не орите! – прикрикнул на них Громов. Оба умолкли. Жанна заплакала.

– Жанна, может, имеет смысл позвонить твоему начальству и сказать, что у нас некоторые проблемы? – сказал Яков.

Жанна, шмыгая носом и совсем перестав быть той командиршей, какой она была все эти дни, не замечая, что все стали говорить ей «ты», пробормотала усталым голосом:

– Может, и имеет…

Они свернули в какой-то проулок, Громов выключил фары. Жанна вытащила тот самый секретный телефон и начала звонить. Но никто не брал трубку…

10

– Десятого их было сто тысяч, а двадцать четвертого, несмотря на все предпринятые вами действия, – сто пятьдесят тысяч! – зло проговорил Хозин. – Эдак к моим выборам они всей Москвой будут ходить протестовать! Это что? Как это?!

Шурков сидел напротив, через стол.

Весь онегинский лоск слетел с Шуркова еще в начале этого разговора. Шурков уже давно изнемогал от этой экзекуции. Хозяин и без политтехнологов знал много злых слов, и в частной беседе совершенно не стеснялся в выражениях. Как иголкой, Шуркова кольнула мысль о том, что разговор могут записывать, а это значит, что какие-то ребята в серых костюмах сейчас слушают, как Хозяин распекает его, Шуркова, и, вполне вероятно, бьются от смеха головами об столы. Шурков как-то особо ярко это себе представил.

– И что это за интервью? Какие на хрен лучшие люди страны вышли на площадь?! Вы их еще куда-нибудь лизните!! – закричал Хозяин. – Охренели совсем. Заманеврировались! То вы мне поиграть в Горбачева предлагали, то теперь эту шваль, бандерлогов этих, лучшими людьми страны называете! А мы тогда кто?!

Хозяин откинулся на спинку кресла и уставился на Шуркова. Тот понял, что Хозяин ждет от него каких-то слов.

– Пока слова действуют, надо действовать словами… – начал Шурков. – Они митинг – мы митинг. Ну да, у них народу больше, но кто по России это знает? Телевидение пока у нас…

– Пока?! – Хозяин аж захлебнулся какими-то словами, которые просились наружу. – Пока?!

Шурков вспотел – оговорка была дурацкая, машинальная, из тех, что не воробей.

– У меня иногда возникает такое чувство, будто вы полагаете, что незаменимы… – едко сказал Хозяин. – Более того, у меня такое чувство, что вы считаете себя главным. Я интернет-то читаю. Ишь, серый кардинал!

– Вы же понимаете – всякую чушь пишут в интернете, может, специально, чтобы вас позлить, нас с вами разругать.

– Одни пишут, а другие – верят! – жестко сказал Хозяин. – Какой же я нацлидер, если всем, оказывается, руководит Серый кардинал!

Шурков промолчал – а что тут сказать?

– Кто мне обещал наладить контроль за интернетом? – угрюмо буркнул Хозин.

– Кто обещал армию троллей, которые напишут столько говна, что нормального слова и видно не будет?

– Ну так пишут!

– А чего же тогда нормальные слова видать?! Мало значит пишут! Что это за хрень про мои рейтинги, это вы мне можете объяснить? Что это за падение?!

– Ну так надо же иногда говорить правду, полуправду – тогда и вранье проскальзывает. Это технология такая. Как детский парацетамол – сладкое, чтобы легко глоталось горькое. Да и хоть какая-то политическая жизнь должна быть в стране… – заговорил Шурков.

– Вот только не надо мне втюхивать детский парацетамол! После моих выборов будет политическая жизнь, я им ее устрою! А пока – не дышать и не пердеть без команды!

Хозяин помолчал.

– Велено было организовать митинг в мою поддержку… – начал он, засопев.

Шурков молчал – он уже понимал, что будет дальше.

– Видел я этот митинг… – свирепел Хозяин. – Три жида в два ряда! Даже по Первому каналу не смогли его нормально показать. Сколько денег было отпущено, на сколько человек?!

– На двадцать тысяч… – проговорил Шурков.

– И где же там было двадцать тысяч?! Шурков хотел было сказать, что двадцать тысяч было, но спохватился – уж лучше молчать.

– Не пришли? Разбежались? – Хозяин навалился грудью на стол. – А знаете, что это означает?

Оба помолчали.

– Ни в хуй они не ставят ни вас, ни меня! – тихо и злобно сказал Хозяин. – На тебя, Шурков (он впервые сказал ему «ты») мне и самому насрать, а вот на себя – нет. Ты мне какие сказки сочинял? Ты сколько обещал мне стабильности? Годы? А тут с каждым днем народ все шальнее. Так и до революции дойдет.

– Так. может, и хорошо, чтобы быстрее дошло? – невозмутимо сказал вдруг Шурков.