Линии судьбы - Антон Фарутин
Джек посветил лучом фонаря по сторонам:
– Я не вижу здесь никаких петель, – он попробовал навалиться грудью на каменную плиту, но та даже не шелохнулась. – Совершенно не понимаю как тогда они её открывали.
– Вероятно, так же как открывались ворота рыцарских замков в средние века – изнутри должно быть колесо или другой подъемный механизм. Полагаю, что эта плита могла подниматься наверх при помощи балансира. Видишь вон там сбоку камень буквально отшлифован до блеска? Думаю, это следы от трения гранитной плиты о свои направляющие внутри горы. Снаружи нам её не поднять…
– Тогда надо вернуться в лагерь и привести сюда Морония!
– Ты думаешь втроем с хлипким старикашкой мы сможем поднять глыбу весящую несколько тонн?! – Пирсон саркастически ухмыльнулся, но Стоуну было не до шуток.
– Я думаю, он единственный кто может прочитать, что здесь написано и дать нам подсказку как попасть внутрь. Оставайтесь тут, а я приведу остальных.
* * *
Вернувшись в лагерь, Стоун не стал скрывать своей радости. Растормошив кемарившего около камня Морония, он с воодушевлением произнес:
– Вставайте, Мороний! Мы нашли вход в храм!
– Что? Какой храм? Где? – спросонья уставший антиквар никак не мог сориентироваться в пространстве.
– Храм Птаха, о котором вы говорили. Ну же, просыпайтесь скорее! Мне нужна ваша помощь, чтобы прочитать иероглифы.
– Да, я и не сплю, просто мы весь день шли и теперь мои ноги жутко болят…
Внезапно настроение детектива резко переменилось. Быстро оглядевшись по сторонам, он прервал бормотание старика:
– Где она?
– Кто?
– Хельга! Она сбежала?! – Джек поднес развязанный кусок веревки к самому лицу антиквара, и с раздражением швырнул его на землю.
– Но… вы мне не говорили, что я должен ее охранять. – Мороний беспомощно начал озираться по сторонам. – Она собирала ветки сухих кустов, потом отошла куда-то, но мне это не показалось подозрительным…
– Эх, Мороний-Мороний… говорил же я вам – нельзя ей доверять!
– Но она не могла предать нас
– Кого “нас”? Очнитесь уже! Никаких “нас” или “вас” нет и быть не может. Всё еще считаете её хорошей? Однако она такой же нацист, как и её дядя! И она наверняка убежала к Фогелю, чтобы предупредить его о нашей находке.
– Я в это не верю, – упрямо произнес старик и насупился.
– Ай, да какая теперь разница кто во что верит?! – раздражение Стоуна было столь велико, что он лишь рассерженно подхватил вещмешок и закинул его себе за спину. – Поднимайтесь, дружище, мы идем к входу в пещеру, там ночевать гораздо комфортнее. Ева, вы готовы?
Девушка поднялась навстречу Джеку и молча посмотрела на него. Ее черты в лунном свете вновь вызвали в душе детектива тревогу. Это была совсем не та Ева, которую он знал еще пару недель назад. Перемены в ее поведении, манере одеваться и говорить пространные вещи, вера Пирсона в какой-то дар прорицания – всё это ему до жути не нравилось. Это была совсем другая Ева. И эту девушку он уже не любил.
* * *
Лагерь, разбитый прямо около массивной каменной двери, представлял собой полную противоположность вчерашнему единению у костра. И дело было не столько в отсутствии горячего очага, сколько в том что Джек остро понимал какими разными были собравшиеся здесь люди. Тепло и уют, которые были в душе Стоуна вчера, сегодня почему-то превратились в ледяной холод. Прижавшись спиной к стылому камню у самого входа, он ощущал странную душевную пустоту внутри себя. Куда он все время бежит? Зачем? Ради чего?
Позади него слышался тихий гул, словно внутри горы работала какая-то техника или там была расположена целая фабрика с десятками трансформаторов переменного напряжения. Как близко он сейчас находился к своей цели и как недоступна она была. Возможно всего в паре метров за каменной толщей был совершенно иной мир – мир, в котором у него была мама. Её образ почему-то никак не мог сформироваться в мозгу детектива. Каждый раз когда он хотел представить её лицо, он словно бы расплывался, оставляя вместо себя лишь призрачное пятно, наполненное домашним теплом и любовью.
Судьба странная штука. Она играет с людьми, постоянно бросая их в разные стороны, словно ветер, гоняющий перышко или пушинку. Бывает, что ты так сильно гонишся за чем-то, выкладываешься из последних сил, а когда до цели уже рукой подать, ты вдруг чувствуешь полное опустошение и эта цель уже не видится такой сладкой или желанной. Потому что дойдя до очередной точки, ты понимаешь что это вовсе не конец. Это выглядит так словно тебе поручили бежать стометровку, а когда ты выбившись из сил подбегаешь к контрольной черте, тебе сообщают что финиш перенесли и бежать нужно еще три километра.
И пока ты бежишь, у тебя просто нет времени подумать над тем куда и зачем, но если жизнь вдруг делает паузу, то ты неожиданно сознаешь, что в суматохе событий давно потерял цель. И тогда ты продолжаешь бежать дальше, потому что в этом случае у тебя вновь есть возможность не думать. Не думать о том, что вся твоя жизнь – это крысиные бега, лишенные всякого смысла.
Сон никак не шел к Джеку. Путаные мысли, словно комок тягучей ваты медленно крутились в голове детектива по кругу. Что его расстраивало больше – невозможность проникнуть за ворота или предательство Хельги? Сейчас не хотелось думать ни о том, ни о другом. Пирсон предложил на рассвете связаться с Грантом и запросить его помощь. Это было разумно. У Пирсона всегда всё было разумно и подчинялось логике, но провести в бездействии целую ночь, зная что на базе прямо сейчас что-то происходит, было невыносимо тяжело.
В пустыне рано темнеет, и взглянув на часы, Джек убедился в том, что была еще только полночь. Он просидел в своих тягостных раздумьях уже два часа и даже не мог представить, что произойдет с ним к утру. Встав, он снова прислушался к тихому гулу за дверью. Затем, стараясь не наступить ни на кого в темноте, осторожно пробрался к лазу наружу. За прошедший час поднявшийся ветер с легким свистом намел песок ко входу, и Джек разгреб холодные песчинки в стороны, чтобы выбраться.
Прохладный воздух моментально вызвал в нем легкий озноб. Куда идти?
