Пропавшая кузина (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

— Почему ты все время говоришь «Кать'а»?

— То же самое, что «Кати», только по-русски, — пояснил я.

— Звучит красиво, хоть и необычно, — на оценку Кате понадобилось секунд пять. — Мне нравится.

— Мне тоже, — согласился я, и, раз уж подвернулся такой повод, спросил: — Где ты этому научилась?

— Тебе Альберт про моего отца рассказывал? — резко посерьезнела Катя.

— Без особых подробностей, — ушел я от ответа. Мало ли как она отреагирует на те самые подробности, которые Шлиппенбах мне все же поведал.

— Без особых подробностей… — Катя грустно усмехнулась. — А я рядом с этими подробностями живу, сколько себя помню. У отца ноги перебитые болят. Иногда жутко болят. Лучше не знать и не видеть. Доктора все как один говорят, что ничего сделать нельзя, если только совсем обе ноги отнять, да еще и выше колен. Отец, хоть и почти не может ходить, обрубком стать не захотел, мама взяла на службу целительницу, вот я за ней смотрела и запоминала. А потом и она сама меня стала учить. В одиннадцать лет я уже могла снимать отцу боль сама, а в двенадцать у меня это получалось лучше, чем у целительницы.

Ого! При общепринятой в цивилизованном мире практике обучать одаренных магии не ранее четырнадцати-пятнадцати лет Катино обучение в столь раннем возрасте было крайне необычным, не сказать бы сильнее. Впрочем, и обстоятельства, в которых оно началось, тоже обычными не назовешь… Должно быть, с отцом ее все очень и очень плохо, раз матушка Кати приняла такое нарушение правил.

— Поэтому ты и не пользуешься артефактами? — спросил я. Чем целители отличаются от врачей, я знал, но все же решил уточнить.

— Да, — признала Катя. — Целители обычно обходятся мануалом и инкантированием, вот и я тоже…

— А любовной магии тебя кто обучал? — я постарался, чтобы голос мой звучал просто и спокойно. Ну так, задал вопрос в продолжение беседы, чисто из любопытства, понимаете ли…

— Догадался, — виновато улыбнулась Катя. — Нет, не она. Дочь ее.

— Точно дочь? — раз уж пошли откровенные ответы, стоило этим воспользоваться. — Не сын?

— У Матильды нет сына, — ага, стало быть, целительницу зовут Матильдой, — почему ты про него спросил?

— Потому что ты не девственница, — пожал я плечами. Как будто сама не понимает, почему.

— Лора сказала, — тут Катя потупила взор, — что девственницам любовная магия не подвластна.

А Лорой, надо полагать, зовут ту самую дочку… Кстати…

— И сколько же тебе было лет, когда ты узнала такую неприятную новость?

— Четырнадцать, — тут Катя густо покраснела. — А ему пятнадцать… Дружок Лоры… Она его мне для этого уступила…

Да… Если этому счастливому сопляку было пятнадцать, то и та самая Лора, скорее всего, его ровесница. Покуражились малолетки, легко и просто развели на постель аж целую баронессу… Впрочем, какие, к чертям, малолетки? Самому столько же было, когда Аглая в доме появилась! Загнав подальше грусть, пришедшую с воспоминаниями об Аглае, я продолжил допрос.

— И зачем тебе понадобилась любовная магия? — вопрос напрашивался сам собой.

— Боюсь, ответ тебе не понравится, — тихо сказала Катя, но через несколько мгновений гордо вскинула голову и добавила уже твердым голосом: — Он мне и самой не нравится, но у меня нет другого выбора.

— А ты не бойся, — подбодрил я ее. — Раз уж мне нравишься ты, почему не понравится твой ответ?

— Знаешь… — Катя задумчиво накрутила золотистый локон на изящный пальчик, — давай, как собирались, сходим в Прин, потом поедим, а потом я отвечу. Обязательно отвечу, обещаю!

Ну да. Мы действительно собирались в Прин прикупить съестных припасов, но когда начали одеваться, спокойно смотреть на эротическое представление, устроенное Катей из надевания чулок, я не смог и накинулся на нее с такой жадностью, как будто у меня уже давно не было женщин. Потом я решил в качестве компенсации за проявленную грубость сделать с ней все уже нежно и ласково, но с некоторыми ласками, имея небритую морду, лучше к женщинам не лезть. Ну, вы меня поняли… Так что я взялся за бритву, второпях порезался и мне понадобилась Катина помощь. Только вот сейчас необходимость похода в Прин явно была для Кати лишь поводом оттянуть ответ, а, может, и для того, чтобы его тщательно обдумать. Интересно, что же такого я услышу, что мне, как уверена Катя, не понравится?.. Однако же на Катино предложение отложить вопросы и ответы на потом я согласился. Так или иначе это прибавит мне ее доверия, да и куда она денется, расскажет, тем более и ждать осталось не так уж долго.

На этот раз одевалась Катя деловито и спокойно, никаких спектаклей не устраивая — я оценил. Ну да, кушать-то хочется… В Прине мы набрали столько всего, что пришлось нанять двух носильщиков, молодых крепких парней. Снова пошла на ура яичница, на этот раз с колбасой, хлеб с сыром, свежая зелень, ну и, ясное дело, пиво. А потом мы опять поднялись в спальню…

— Рассказывай, — велел я, когда сил продолжать постельные забавы у нас уже не было, а вот час-полтора до того, когда прилично будет отойти ко сну, еще оставались. Самое время для ужасных историй.

Катя состроила задумчивую мордочку, некоторое время оценивающе меня осматривала, глубоко вздохнула и, наконец, спросила:

— Скажи, ты в своей семье старший сын?

— Нет, второй, — ответил я.

— То есть главный наследник — не ты, — это, понятное дело, был не вопрос.

— Не я, — мне оставалось только согласиться.

— А я вообще почти что не наследница. Мне, кроме приданого, и надеяться не на что. Разве только на богатого мужа, — улыбка получилась у Кати совсем не веселой.

И чем, спрашивается, она меня пугала? Да, грустно, да, не особо, по меркам моего бывшего мира, справедливо, но здесь это обычный и практически общепринятый порядок. Ладно, слушаем дальше…

— А я так не хочу! — милое личико перекосила злобная гримаса. — Не хочу! Мне всегда нравилось учиться, я многое знаю и даже немало умею! Я могла бы стать врачом, хорошим врачом, но меня никогда не примут в университет! Потому что я женщина! Я могла бы стать целительницей куда лучше, чем Матильда, но мне никто этого не позволит! Потому что не приличествует баронессе работать за деньги! Прусская баронесса должна выйти замуж, родить не меньше троих детей и прожить всю свою жизнь среди трех К!

— Kirche, Kinder, Küche для баронессы и König, Krieg, Kanonen[34] для ее мужа? — блеснул я знанием интересов, приличествующих прусскому благородному сословию. Знание это, правда, досталось мне еще в прошлой жизни, но почему-то я не сомневался, что и здесь то же самое. Не ошибся — Катя энергично кивнула, подтверждая мои слова. Даже не удивилась, что я это знаю, надо же…

— Вот я и подумала, — продолжила Катя, — что мне надо поставить себя в такое положение, чтобы можно было не обращать внимание на все эти приличия и чужие представления о том, как я должна жить.

— И что придумала? — мне и правда стало интересно.

— Что придумала? — Катя на некоторое время замолкла. То ли никак не решалась ответить, то ли слова нужные подбирала, то ли просто соображала, что мне рассказать, а о чем все-таки умолчать. — Я решила стать любовницей кронпринца Вильгельма, — наконец призналась она.

М-да, неожиданно, очень неожиданно. Я-то, честно говоря, опасался, что Катя признается в каких-нибудь совсем уж коварных планах обустроить свое будущее. В каких? Да в каких угодно! Например, выйти замуж за человека, никаких чувств, кроме зависти к толщине кошелька, у нее не вызывающего, и устроить ему скоропостижную кончину через какое-то время после свадьбы. А на вдов половые ограничения в праве наследования распространяются уже с некоторыми изъятиями. Уж не знаю, что и в каких количествах досталось родственникам покойного супруга той же Герты Штайнкирхнер, но и она обиженной не осталась, сохранив за собой дом в центре Мюнхена с галантерейной лавкой. Я, правда, не знаю, освоила ли Катя любовную магию настолько, чтобы заставить выбранного в качестве жертвы человека на себе жениться, и так ли хорошо разбирается она в целительстве, чтобы использовать целительские знания и навыки в противоположных оздоровлению целях, но, согласитесь, вариант вполне себе возможный. И не надо думать, что я такой прямо уж циник, способный видеть в людях только плохое. Был у меня в этой жизни опыт знакомства с такими женщинами, чудом жив остался. Уж тетя Ксения да сестричка моя двоюродная Иринка идею с таким кратковременным замужеством оценили бы по достоинству. Впрочем, один вопрос к морально-этической стороне того замысла, коим поделилась Катя, у меня тоже нашелся.