Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко
То, что удалось обнаружить, подтвердило худшие опасения Джона.
Бен действительно пришёл к старику домой. Однако не стал просить ни приюта, ни покровительства. Мальчик с порога принялся требовать, чтобы ему показали раритет, хранившийся у Мэллори дома – старинную, довоенной работы шкатулку, способную создавать воображаемые миры и переносить туда людей. Мэллори был так ошарашен происходящим, что безропотно пригласил Бена в гостиную. Усадил перед камином, налил чаю. И принёс раритет. (Подумать только: странный загорелый мальчишка, одетый в ветхую одежду, представляется сыном Джона Репейника и хочет взглянуть на вещь, о существовании которой знают только специалисты...)
Джон проклял тот день, когда ему пришло в голову рассказать Бену о шкатулке. Тогда, шесть лет назад, это казалось неплохой мыслью – красивая сказка, в самый раз, чтобы развлечь сына перед сном. Теперь сказка привела к катастрофе. Найвел Мэллори, талантливый специалист по пневмоэнергетике, способен был обучить Бена очень, очень многому. А если бы он отказался, Бен пригрозил бы отключить прибор, создававший мирок, где только и мог существовать Найвел.
Хороший ход. В самый раз для того, кто хочет получить всё и сразу.
Увидев шкатулку, Бен выхватил её из рук Мэллори и пустился бежать. Семидесятилетний толстяк не мог ничего поделать. Когда он, задыхаясь, доковылял до прихожей, там уже бушевал огонь. Неизвестно, что произошло – сбил ли Бен случайно газовый рожок со стены, или поджёг дом намеренно. Как бы то ни было, последним осознанным воспоминанием Мэллори стал огонь, преградивший путь к выходу. Дальше всё заволокло ужасом и болью. Бедняга выжил только благодаря тому, что соседи быстро заметили дым и вызвали пожарных.
А Бен?
Бен пропал.
И вот теперь Джону и Джил пришлось идти наугад. Они пустились на поиски – беспорядочные, долгие, изнурительные. Искали сына в хмурой дождливой Энландрии, хоронясь от правительственных ищеек. Искали в Твердыне, под грохот канонады – там была война, Джон вышел из Разрыва прямо среди поля битвы и едва не угодил под огромный танк. Искали в Арвернисе, где бушевал гнойный грипп: однажды ночью Джил очутилась близ полного нечистот канала, увидела там утопленника, и ей померещилось, что утопленник похож на Бена. Она нырнула за ним, а когда поняла, что обозналась, сверху в канал сбросили ещё один труп – прямо ей на голову.
Они искали в Северной Федерации, и в Нинчу, и в Элладе, и много где ещё. В Элладе, кстати, произошёл странный случай. За Джил на улице погнался какой-то резвый старик, крича: «Стой, дура, я просто хочу поговорить, смерть на тебя…» Тут же из-за угла появились полицейские, и пришлось спешно возвращаться на остров.
Они искали не только на Земле. Был мир, где в небе висело пять лун – одна настолько большая, что глаз различал пятна и рытвины на её мраморном теле. Был мир, где горные вершины, острые, как колья, утопали в едких облаках, пахнувших горелой резиной. Был мир, замёрзший до основания, укутанный снегом и льдом, и из-подо льда смотрели на Джона мёртвые чудища: смерть застигла их в попытках выбраться на волю. Были прочие миры, удивительные и непостижимые, и совершенно безжизненные – все до единого.
Ни Бена, ни его следов найти так и не удалось.
Джил поседела – сплошь, до последнего волоска.
…А потом, спустя два года поисков Бен пришёл к ним сам.
Он вернулся на остров. Тощий, неожиданно высокий, с повзрослевшим лицом. Со шрамом на груди – извилистым, скверно сросшимся. Весь увешанный какими-то устройствами, от которых фонило, словно от перегретого зарядного кристалла.
Он нашёл то, что искал.
Колыбель богов.
Батим.
Радость Джона и Джил была недолгой. Сын пробыл на острове всего неделю. Ел за троих, отсыпался вволю. Почти ничего не отвечал, когда его расспрашивали о странствиях; он вообще говорил мало, ронял при необходимости «да», «нет», а чаще просто кивал либо мотал головой, в зависимости от обстоятельств. «Да, путешествовал. Да, многое видел. Многое узнал. Нет, не болит. Нет, рыбы больше не хочу. В данный момент хочу спать. Пойду спать».
И ни разу не сказал: я сожалею, простите, что заставил вас страдать и скитаться.
Днём он где-то пропадал. Может быть, даже уходил с острова, посещал другие миры – в том числе, Батим, о котором тоже едва обмолвился. На его площадке появились новые машины. Собранные на скорую руку, они выглядели просто и даже примитивно: кубы и цилиндры из серого металла, неподвижные, скучные. Но при взгляде на них Джона почему-то пробирал озноб.
«Что ты строишь, над чем работаешь? – спросил он Бена. – Зачем тебе эти штуковины?»
Бен только пожал плечами.
А через три дня Джон узнал – зачем.
Он вышел утром из хижины и побрёл к океану – ополоснуться, проверить вершу, которую ставил накануне, да заодно поглядеть, нет ли поблизости сына. Была ещё надежда, что Бена удастся разговорить, растормошить. Взломать его жутковатое молчание, пробиться к тому мальчику, который всего несколько лет назад катался у тебя на плечах... Джон шёл привычной, утоптанной тропинкой, отводя в сторону тяжёлые от росы пальмовые листья, когда вдруг со всего маху налетел на что-то твёрдое. На что-то невидимое.
Что-то, чего раньше здесь не было.
Он сразу понял: это сыновних рук дело. Здорово рассердился, конечно. Достал со своими фокусами, мелкий засранец. Всё, хватит, сейчас поговорим по-мужски!
И, сердясь, Джон пошёл вдоль прозрачной стены, касаясь её рукой, чтобы определить,
