Александр Лонс - Лавка антиквара

Слушая хозяина, я всё пытался понять, чего ради меня сюда притащили? Зачем? Не для лекции же по современному арту? Тем временем Алексей уже закончил с обедом.

— А это картина Сида Майлза, — продолжал консультант, массируя ладонью свою гладкую, как бильярдный шар, голову. — Те, что следом, тоже его. Довелось помогать ему с одной хитрой проблемой, и вот попросил в качестве гонорара несколько работ, что художника вполне устроило. Вам нравится? Очень экспрессивно. Можно сказать, что его картины собраны как бы по частям. По элементам мыслей, желаний, взглядов, терзаний, идей. По кусочкам человеческих жизней, что он изображает в своем видении. На первый взгляд его искусство такое колючее, текучее, размашистое, но в то же время ярко-эмоционально в своей естественности. А там дальше, — пояснял Алексей, показав на японскую гравюру, — изображен Акэти Мицухидэ. Но не «тот самый, что отравился недавно рыбой фугу», а известный самурай, видный исторический деятель Японии. Мицухидэ был одним из ближайших сподвижников даймё Оды Нобунаги, но позже предал его и вынудил совершить харакири. Сэппуку, как правильнее говорить. Существует несколько предположений о причине побудившей Акэти восстать против своего сюзерена… Но я наверно вас утомил? Меня всегда заносит, если начинаю о таких темах… извините уж.

«Он что, правда консультирует известных зарубежных художников? В каком плане, интересно? Или гонит пургу? Интересно, а кто такой даймё Ода Нобунага? Спросить что ли?» — думал я, а вслух активно запротестовал:

— Нет, что вы, очень даже интересно!

— Да бросьте вы, — махнул рукой Алексей, — я же вижу, вам скучно. Ладно, давайте серьёзно. Я пригласил вас, господа… и дамы… по одному важному делу. Хочу предложить работу.

— Работу? — для чего-то переспросил я.

 — Да, — кивнул инвалид. — Небольшое частное расследование. Вы ведь занимались подобными вещами?

Я пытался что-то возразить, но Алексей остановил меня поднятой ладонью.

— Внесу ясность. Помните, некоторое время назад по российскому каналу шло такое многосерийное кино про инвалида-колясочника, который, не выходя из квартиры, расследовал преступления? По выходным показывали? Вспомнили? Нет? Но прошу зафиксировать в памяти: я — это не он! Преступления расследовать не способен, соответствующего опыта не имею, да и криминалом не очень интересуюсь. У меня иное ремесло. А вас я хотел нанять на временную, но хорошо оплачиваемую работу.

Стоит отметить, что с самого начала рассказа, моя «посредница» сидела тихо, как мышка, всё время молчала и будто выпала из беседы. Похоже, она уже всё это слышала и прекрасно знала, а вмешиваться почему-то не хотела.

— Для начала кое-что о себе. Обычно свою историю я не рассказываю, но тут уж никак — прямое отношение к делу. В таком положении, — Алексей шлепнул ладонью по своему неподвижному острому колену, — я пребываю со времен учебы. С шестого курса медицинского, если уж совсем точно. Но сама история началась немного раньше. Учился я тогда уже на четвертом курсе Пироговки, угроза отчисления, постоянно витавшая первые три года, немного ослабла, и стало возможным вздохнуть, почувствовав все радости студенческой жизни и вкусить прелести бытия. Денег не хватало хронически, тянуть из родителей надоело, приходилось подрабатывать. А где? Возможность трудиться на должностях среднего медперсонала была только у однокашников, что ранее получили среднее медицинское и уже имели сертификаты специалистов. Кроме того, нагрузка в медвузах несколько иная, чем в вузах других профилей. Пребывание на парах особенно важно, не пропустишь.

«А ничего так квартирка у нашего консультанта, — параллельно думал я, рассматривая окружающую обстановку. — Это сколько ж бабла она может стоить? Не на консультациях же в Минсоцкултразвития он это заработал».

— Ситуация выглядела тупиковой, — продолжал тем временем Алексей, — каждый выкручивался как мог. И вот среди студентов прошел слух, что некая буржуйская фирма набирает добровольцев испытывать какие-то неопасные препараты. Ради интереса отправился на собеседование. Я был здоров как бык, всякие хвори казались уделом кого-то другого, и «болезнь третьего курса» обошла меня стороной. К тому же мне нравилась сама идея. Всех желающих разбили на группы, а я, при помощи одного нечестного приема, записался сразу в две группы параллельно, рассчитывая получать двойную оплату. Сразу бросилось в глаза, что среди отобранных «волонтеров» не осталось ни одной девушки — исключительно парни. Представитель фирмы, похожий на переодетого американского полковника из голливудского фильма, показал презентацию и прочитал короткую вводную лекцию. В его правильной русской речи отчетливо слышался английский акцент. Фирмач скупо предупредил о маловероятной опасности нервного расстройства, и сам же обесценил возникшие страхи уверением, что проверки на животных показали полную безопасность препаратов. Как объяснил фирмач, испытывать предстоит стимуляторы мозговой активности. Что-что, а такая стимуляция всегда практиковалась в нашем кругу. Особенно перед сессией. В результате, всех заставили подписать какие-то бумажки, где подтверждалось согласие. Нам запретили пить алкоголь, что-либо принимать, и дело пошло. Эксперимент начался. Давали нам беленькие пронумерованные капсулы, внимательно наблюдая, чтобы испытуемый их правда глотал, а не прятал в карман. Потом следовало писать отчет о своих ощущениях и отсылать по емейлу. Вы читали «Цветы для Элджернона» Киза? Нет? Зря! Похожая была схема. Специальная программа следила, чтобы тексты отчетов нигде не повторялись и не копировались. Первоначально было страшно — что будет? Но ничего не происходило, никаких новых ощущений не возникало, и мы вели обычный образ жизни. Я честно писал отчеты, получал в конце недели заработанные деньги, и даже не думал прекращать это занятие. Моя махинация сработала: деньги поступали в двойном размере. Платили сравнительно мало, но всё выглядело несерьёзной халявой, которая долго не закончится. Я и думать забыл о каких-либо последствиях, постепенно привык, что такая ерунда лично меня никак не касается. Регулярно у нас брали на анализ кровь, мочу, сперму и слюну. Пару раз мы сдавали соскоб с внутренней стороны щеки. Помимо прочего, нам запретили делиться впечатлениями, «чтобы не искажать результаты», но, конечно же, мы делились! Впрочем — говорить было не о чем: интересного не замечалось, и те, кто вместе со мной участвовали в программе, ничего занятного не рассказывали.

Пока Алексей повествовал, я старался осмыслить — для чего мне всё это нужно знать? С какой, собственно, радости? Видимо для чего-то надо, раз он так подробно рассказывает свою историю.