Вера Чиркова - Сестры Тишины. Болтушка

Женщина снова увернулась, отлично понимая, что своими действиями только подогревает негодяев, и решилась на самый последний шаг. Выхватила припрятанную как раз на этот случай колючку акации и вонзила в бок лошади, туда, куда сумела достать. И сразу ринулась в сторону, взбешенное животное затопчет запросто. Но уйти далеко не успела, второй негодяй, не разглядевший, что произошло, и не понявший, почему лошадь приятеля скачет как сумасшедшая, пытаясь сбросить хозяина, тем не менее тоже озверел и со всего маху хлестнул строптивую селянку торемским кнутом, плетенным из конского волоса.

Удар пришелся по плечу, и не будь в платье особой подкладки, располосовал бы его и достал до тела, но и без того оказался так силен, а главное, внезапен, что женщина пошатнулась и споткнулась о какой-то колючий кустик. А кнут уже снова летел на нее, и Малихе, в попытке избежать удара, нужно было проявить чудеса ловкости. Ни подумать, ни воспользоваться каким-то из тех приемов, которые готовила на случай нападения, женщина не успевала, и в ее душе уже поднималось жгучее отчаяние. Но внезапно откуда-то из глубин разума пришло воспоминание о казавшемся намертво забытом умении, и в следующий миг тело само присело и сделало ловкий кувырок в сторону, уходя от удара. Вот только завязанный на затылке платок зацепился за кустик и слетел, открывая не по-здешнему светлые волосы, без малейшего намека на седину.

– Ах ты гадина! – взревел негодяй. – Актерка! Лови ее, Хаум!

Но Мали уже твердо стояла на ногах и горящим ненавистью взглядом следила за приближающимся врагом. Женщина успела приготовиться к бою, опущенная в карман рука сжимала один из кулечков с молотым жгучим перцем. Маленькая шкатулка с такими сверточками, заранее наготовленными из тутовых листьев, становящихся неимоверно хрупкими после высыхания, была ее последней надеждой на побег. Но о том, чтобы после этого свободно идти в Шархем, можно было забыть. Торемские мужчины никогда не прощают женщинам таких выходок. И хотя Мали уже успела понять, что эти двое коренными торемцами никогда не были, для нее это обстоятельство не меняло ровно ничего.

Негодяй крепче сжал кнутовище и злобно оскалился, приподнимая руку с намерением снова ожечь непокорную тугой плетью, но в морду лошади полетел кулечек с перцем. А Мали снова отскочила и теперь ждала, когда перец начнет действовать. Ей было очень жаль ни в чем не повинное животное, но она не надеялась, что сумеет добросить пакетик до всадника.

Он на миг оглянулся на приятеля, наконец-то справившегося со своим конем, и хотел что-то крикнуть, но не успел. Его собственная лошадь взвилась на дыбы, сбрасывая не ожидавшего такого сюрприза хозяина, и заметалась по дороге, заставив второго всадника благоразумно отступить. Малиха победно ухмыльнулась и шагнула к обрыву, но в тот же миг замерла статуей, расслышав приближающийся топот копыт нескольких лошадей и грозный мужской окрик:

– Хаум! Что у вас происходит?!

– Баба прыткая попалась, – с трудом уворачиваясь от бешено скачущего коня, отозвался тот, – что-то лошади сделала, гадина… забью, тварь!

Малиха, подхватив свой испачканный платок, торопливо замотала волосы, пытаясь сообразить, как действовать дальше. О том, чтоб сбежать, нечего было и думать. Отряду вооруженных всадников ничего не стоит ее окружить, кроме того, вдова ясно рассмотрела, как в руках у одного из них блеснул замками арбалет. Теперь нужно думать лишь о том, как бы увести их подальше от сына, чтоб он не увидел расправы над матерью, да о том, как после этого выжить. Не ради себя… ради Кора.

– Стоять! – рявкнул тот же голос так свирепо, и Хаум мгновенно заткнулся.

Все всадники остановились, и только один продолжал галопом мчаться к месту происшествия. Замерла и Малиха, отлично понимая, если она побежит сейчас, то это будет равнозначно собственноручной подписи под признаниями во всех грехах.

Не прошло и минуты, как конь командира, кем сразу определила незнакомца Малиха, замер, остановленный твердой рукой всего в нескольких шагах от нее.

– Откуда вы ее взяли? – ледяным тоном спросил подъехавший своих людей, окинув женщину быстрым взглядом.

– Так по дороге шла… – вскинулся Хаум.

– А вас отправили в дозор… – с презрением процедил командир, – чтобы ловить старушек?

– Да не старуха она! И волос светлый! А шустрая… как змея!

– А зачем вы ее вообще задевали? – Голос мужчины казался спокойным, но это было спокойствие готового взорваться бочонка с гномьим порошком.

– Так баба же…

– Значит, я отправил вас в дозор, чтобы не прозевать засаду бандитов, а вы вместо этого баб ловите? – почти нежно осведомился командир, и Мальяра начала робко надеяться, что сегодня Святая Тишина отведет от них с Кором беду.

Негодяи тоже отлично поняли, командир собирается наказывать вовсе не подлую торемку, и обиженно насупились, однако спорить не стали. Уже отлично знали, Лаис возражений не потерпит. Впрочем, он и нарушений своего приказа не потерпит… но если смолчать, то может, еще и пронесет.

– Свег и Орет, в дозор, – еле заметно мотнул головой командир, и двое всадников галопом проскакали вперед, – а вы ловите лошадь.

Последил за доставшими веревки спутниками и оглянулся на застывшую Малиху.

– Чем ты ее так?

– Перцем, – нехотя отозвалась женщина.

– И не жаль?

– Жаль, – честно призналась она и, яростно блеснув глазами, жестко закончила: – Жаль, что промахнулась.

И ведь не хотела так говорить, но что-то в тоне, да и в поведении этого человека разбудило в ее душе глубоко спрятанную гордость дочери знатного рода. А может, ее затронул облик командира, он тоже не был торемцем, судя по чуть более светлым, чем у нее самой, серым глазам.

– Тварь… – с ненавистью процедил напарник Хаума.

– Десять плетей, – ледяным тоном сообщил ему командир.

– Да за что?!

– Пятнадцать.

– Йэх, – оскорбленно фыркнул тот и стукнул пятками коня, намереваясь уехать, но почти сразу натянул поводья, услышав новый приказ.

– Стоять. Наказанные едут замыкающими! – Командир спрыгнул с лошади, сделал пару шагов в сторону молчавшей женщины и вежливо попросил: – Покажи метку.

Малиха молча отогнула платок и повернулась к нему правой стороной лица. Метка, темневшая на скуле между виском и ухом, ставилась на лицо каждой женщины, выходящей замуж. Совсем простенькая, похожая на крестик вначале, постепенно она обрастала дополнительными знаками. У Малихи их было два, кружок с одной стороны свидетельствовал, что она родила сына, а ломаная линия, закрывавшая другую сторону, означала, что потеряла мужа.

– Хаум! – В голосе командира перекатывалось бешенство. – Ты видел ее метки?