Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич
Борис погладил бок ноутбука.
— Это жизнь, брат.
Ноутбук урчал, как пригревшийся кот. Борис привык очеловечивать технику. Опыт подсказывал, от этого она работала лучше. И никаким разумом технаря понять такой феномен невозможно.
Он сверился с часами на дисплее. Беглыми ударами по клавиатуре набрал цепочку команд.
Ноутбук через ИК-порт выстрелил цепочку электронных импульсов во второй мобильный, тоже приговорённый к смерти. Из мобильного очередь сигналов ушла в эфир, чтобы влететь в антенну мобильного, присоединённого к ноутбуку, затерянному в муравейнике Сингапура.
Через двадцать шесть секунд на сингапурском компьютере произойдёт «сборка» атакующей программы. Компьютер свяжется с пятью сотнями компьютеров, превращённых «трояном» в «рабов». Компьютеры-рабы, чья воля подавлена вирусом, покорно отстреляют цепочку импульсов. Она, преодолев шлюзы в Сети, замкнётся на сервере в кампусе Техасского университета. Первый же пришедший сигнал от любого из «рабов» будет перенаправлен в офис фирмы «Beta Data instruments». Компьютер фирмы, введя свои коды доступа, загонит команду на головной сервер НАСДАК. Система безопасности опознает сигнал как заявку на участие в торгах. А потом…
Потом на сервере НАСДАК произойдёт сбой в работе основного и резервного центра обработки данных. Они перестанут понимать друг друга, превратятся в две независимые личности в расщепленном сознании шизофреника. Резервный центр попробует принять управление на себя, но засбоивший основной ЦОД заблокирует его попытки. Звучит заумно, технически сложно осуществимо, но гарантирует зрелище не хуже японского фильма ужасов.
Борис представил себе вытянувшиеся лица брокеров. Вечно взмыленные, вечно на грани нервного срыва, они почувствуют себя пассажирами скоростного лифта, остановившимся в темной гулкой шахте на высоте трёхсот метров от земли.
Темно, душно, разум отказывается верить, что жизнь споткнулась и проваливается в тартарары, а воздуха кабине осталось… Перемножь площадь пола на высоту стены, раздели по три литра воздуха каждого вздоха на человека, внеси коэффициент нарастания концентрации углекислоты до критической отметки в четыре процента. Ох, каким же страшным покажется результат простеньких вычислений на уровне первых классов школы! Ответ верный, но обжалованию не подлежит. Остаётся только уповать на ангелов-хранителей в робах техников.
— Вот вам виртуальный Конец света в виртуальном мире, ребятки! — прошептал Борис. — Have fun! Nothing personal. It’s just for fun[7].
* * *Франция, Антиб
«Д» — 7
20 часов 45 мин. (по Парижу)
Мелкий дождик согнал всех гостиную. Теперь здесь сделалось тесно и шумно. И, несмотря на утончённый интерьер, до тоски неуютно.
Борис краем глаза пытался высмотреть в сутолоке лысую голову своего странного тёзки. Он, как назло, не попадался на глаза.
Но просто так уйти по-английски не мог. Насколько почувствовал Борис, его новоявленный тёзка был не из тех, кто выходит из-за стола до того, как противник вскроет карты.
Комбинаторный ум Бориса лихорадочно перебирал все возможные варианты партии. Проще всего было просто плюнуть на всё и забыть. Но он уже не мог выкинуть из головы ни игрока, ни сделанного им первого хода. Безусловно, шокирующего. Это был вызов. Прямой и неприкрытый. На подобные следует отвечать, если не хочешь сохранить лицо.
Борис делал вид, что слушает «видного кремлёвского политтехнолога». Глебушка ненадолго завладел вниманием небольшой группки и теперь старался во всю, чтобы произвести впечатление, запомниться и, по возможности, даже запечатлеться в памяти гостей.
Профессия его была сродни попсовому песнопению, в ней навязчивость и умение подать себя, чтобы потом продать подороже, были залогом успеха. Другие таланты были вторичны. Можно быть умным, но бедным. Но если хочешь быть богатым, или быть нужным богатым, надо быть б р о с к и м. Надо сотворить из самого себя «торговый знак», стать бросающимся в глаза и въедающийся в память, как вензель «Кока-колы».
Высшим достижением карьеры Глебушки была приставка «кремлёвский» к названию профессии. Что в условиях демократической России приравнивалось к дворянскому титулу. «Кремлёвский политтехнолог» звучит, согласитесь солидно. Почти как Суворов Рымникский.
Был ли он видным политическим деятелем, история ещё не решила. А пока Глебушка был известен всей стране хамоватыми манерами вошедшего во вкус власти интеллигентика, не преодолённой любовью к свитерочкам и помятым лицом, которое не облагораживали даже утончённые и дорогущие очки.
Народ цены очкам не знал и пиетета поэтому не выказывал. А всем присутствующим на приёме на цену «Сваровски» на носу Глебушки было наплевать, у каждого своих таких с десяток, зато знали цену «технологическим знаниям» манипулятора. Грош цена тем знаниям тайны души и сознания электората, если не накачать предвыборный проект помятого говорилки реальными деньгами.
А сколько нужно занести нужным людям, как личный капитал, контролирующим административный ресурс в своих вотчинах! Без их ведома, согласия и интереса говорилка может кликушествовать сколько угодно, ни один бюллетень правильно не заполниться.
— Да, да, да, да. — Борис закивал в ответ на какую-то адресованную ему фразу.
Политтехнолог воодушевился и с новыми силами пустился в разглагольствования.
— Пока у них есть «Газпром» и «Транснефть», им бояться нечего. Проблема только в том, что чекисты пытаются орудовать трубой, как дубиной. — Политтехнолог выдал саркастическую улыбочку. После того, как Глебушку попёрли с собственной телепередачи, где он пиарил свой интеллект на фоне невразумительной политики Кремля, Глебушка стал позволять себе тщательно дозированный сарказм. — Спору нет, дубина — предмет в политике полезный. Но что они могут предложить миру? Сменили «советскую военную угрозу» на «российский энергетический рэкет» и всё!
Он обозрел публику, ожидая восхищения. Лицо политтехнолога было слеплено из двух половинок: сверху до кончика носа — постаревшего мальчика, снизу — не перебесившейся климактерички. Именно эти по-женски истеричные, излишне подвижные и словно соком вишни измазанные губы Глебушки, почему-то, вызвали у Бориса непреодолимое раздражение.
— Их проблема, Глеб, в том, что вокруг трубы живёт сто пятьдесят миллионов человек, не участвующих в пилёжке дивидендов, — небрежно обронил Борис.
И сорвал все предназначенные политтехнологу аплодисменты. Все собравшиеся в кружок дружно расплылись в улыбках, закивали и засемафорили понимающими взглядами.
Политтехнолог сделал лицо дворецкого, получившего пощёчину от хозяина.
«Вот так, Глебушка! Знай, чью икру кушаешь и чьё шампанское пьёшь, — подумал Борис, ласково глядя на политтехнолога. — Опять вышел из доверия у крупье, сюда на брюшке приполз, терпи».
Он уже давно вычеркнул Глебушку из круга доверенных лиц. Во-первых, отработанный пар. Во-вторых, переметнулся на сторону противников. Значит, чересчур продажен. Вкладываться в такого — себе дороже. А беречь самолюбие никчёмного человечка, раздувшегося на предвыборных дрожжах, Борис не счёл ни нужным, ни выгодным.
Пригубил вино и ввернул:
— Ты лучше, Глебушка, расскажи анекдот, как ты политтехнично сманипулировал Вовой, что он аж три раза из Аргентины Януковича с победой поздравил. Анекдот «с бородой», но актуальность не потерял, правда же?
Лицо Глеба потекло, как у боксёра после нокаутирующего удара. Он не мог не знать, что Борис тогда «зарядил» в конкурента Кремля двадцать миллионов долларов. Поставил на кон и выиграл. Глеб, как всегда, «осваивал» чужие деньги. И с треском проиграл. Один черт знает, каких трудов ему стоило не утонуть. Но выплыл, черт возьми, выплыл наперекор всем прогнозам. Видно, был сделан их не тонущей субстанции.
И сейчас к его счастью никто не обратил внимания на его унизительное падение. В кружок вклинился Женя-Правдоруб с мобильником в руке. Он потряс им и объявил:
