Мая - Ольга Джанова
Фантом так и стоял, не шелохнувшись, пока я делала свое дело. Смотрел на меня и беззвучно шевелил губами. Это безумно отвлекало. Я, то и дело, сбивалась, временами начиная заикаться. Один раз инструмент все-таки выпал из моих дрожащих рук.
Все это время профессор, молча, наблюдал за моими неловкими манипуляциям, при этом, не переставая недовольно хмуриться. Каждую секунду я с замиранием сердца ждала, когда же у него кончится терпение, и он меня остановит. Но учитель молчал.
Так или иначе, я довела дело до конца. Положив последний инструмент и вымыв руки, я осталась стоять на месте, ожидая вердикта. Савельев, помолчав минуту, произнес.
– Хорошо, Александра, можете идти на свое место.
На негнувшихся ногах я прошла на место. И только когда села, смогла, наконец, выдохнуть. Только теперь я почувствовала, что мое сердце вновь забилось. От чего скончался несчастный Егоров, я знала точно. Дальше все зависело от того, как убедительна я была. Оглядевшись, поняла, что призрака нигде нет. Очень мило, Виталий Дмитриевич, с вашей стороны явиться исключительно для того, чтобы испортить мне экзамен.
Ждать результатов всегда очень волнительно. Момент, когда ты сделал все, что мог, все, что от тебя зависит и теперь тебе остается только бездействовать, просто сводит с ума.
На следующий день после экзамена мы сидели в той же аудитории в ожидании оценок. Профессор, в свойственной ему манере, зашел в кабинет ровно в 9.00 и ни минутой позже или раньше. Как обычно безупречно одет и крайне серьезен. Без лишних церемоний бросил увесистую кипу тетрадей на свой стол, так, что звук разлетелся по всему залу, некоторые из нас вздрогнули. Потом Савельев тяжело опустился на свой стул, сложил руки на животе и принялся медленно обводить нас взглядом. Вид у него был крайне недовольный.
– Видимо, дела наши совсем плохи. – Юлька нервно грызла ногти. Я была согласна. Тяжело вздохнув, профессор заговорил. Медленно и размеренно, признак -раздраженности.
– Я очень огорчен. Настолько отвратительного результата от вас я не ожидал. Особенно меня разочаровали некоторые студенты, которые в течение всей учебы подавали неплохие надежды. Я говорю про вас, Пронина.
Юлька, испугано, вздрогнула. В самом деле, учится она блестяще. Наука дается ей очень легко. Даже зубрить не приходится, все схватывает на лету. В отличие от меня. Я даже не сомневалась, что и в этот раз подруга справится без труда.
– Вы справились хорошо, лучше многих, но хуже, чем могли бы. Скверно, очень скверно, Юлия. Возьмите свою работу и раздайте остальным.
Подруга, бледная, с мокрыми от наступающих слез глазами, послушно разнесла тетради по аудитории и села на место. Свою не стала даже открывать. Тупо уставилась в стол и не двигалась. Отличница, она всегда получала только отличные оценки, а от преподавателей слышала исключительно похвалу. Каким же ударом должно быть для нее стал сегодняшний день.
А вот я смотрела на свою работу, как завороженная. Как на бомбу замедленного действия. Страшно было даже прикасаться к ней. Дрожащими руками я, все-таки, открыла тетрадь. Быстро перелистав на последнюю страницу, я замерла в абсолютном ступоре. « Двойка»!? Как не готовилась к этому, готова совсем не оказалась. Почему двойка? Как такое может быть? Я точно знаю, что все написала правильно, диагноз верный. Я начала листать заново, но уже тщательно всматриваясь. На каждой странице было огромное множество красных пометок. Замечаний и исправлений. Вчиталась и меня взяла злость – да он просто придрался ко мне! Все исправления не имеют совершенно никакого смысла. Ошибки, которые не играют никакой роли для окончательного результата. Вроде неправильно написанного названия медицинского инструмента или неверно расставленных запятых. Что за бред!? Я, конечно, подозревала, что профессор меня недолюбливает. Он всегда говорит, что медицина не мое. Но чтобы так откровенно заваливать, да еще и на последнем экзамене.
Тем временем по залу прокатились недовольные вздохи и возгласы. Значит, остальные тоже ознакомились со своими результатами. Видимо, не только у меня одной возникли вопросы.
– Вижу, все просмотрели свои работы. Как я уже сказал, результаты крайне удручающие. Все-таки, надо было внимательней меня слушать. Но есть и хорошие новости. Я понимаю, что медицина очень сложная наука, не до всех она доходит с первого раза. В связи с этим я дам вам второй шанс. У вас есть ровно месяц на подготовку, и жду у себя на пересдаче. На этом все, больше не задерживаю.
Потихоньку аудитория начала освобождаться от студентов. Ребята, кто с облегчением, кто с огорчением, тихо переговариваясь, удалялись в коридор. На Юльку страшно было смотреть. Всегда активная и шумная, она, враз, осунулась и стала сама на себя не похожа. Не привычно было не слышать ее. Не проронив ни слова, подруга небрежно похватала свои вещи и пошла к выходу со всеми. Я двинулась за ней. Проходя мимо учительского стола, профессор окликнул меня.
– Еремина, я попрошу вас задержаться на минуту.
Сердце, предательски, дрогнуло. Что ему от меня надо?
Мы подождали, пока все покинут аудиторию и Савельев заговорил.
– Как вам ваша работа, Александра?
– Простите?
– Что вы думаете о своем экзамене?
– Я думаю, что могла бы справиться лучше.
– Вы, очевидно, считаете, что я не совсем справедлив с вами?
– Эм …ну вообще – то, как по – моему, грамматические и пунктуационные ошибки в экзамене по медицине не должны быть в приоритете. Ведь конечный диагноз у меня верен, так что…
Господи, откуда во мне столько смелости взялось? Я спорю с самим профессором Савельевым. Самым уважаемым и авторитетным человеком в академии. Да что там академия, в городе! Если он захочет, меня вмиг выкинут отсюда. И никакой пересдачи.
– Диагноз, в самом деле, верный. Однако ход ваших мыслей в процессе исследования не совсем понятен. В ваших рассуждениях нет никакой логики и последовательности. Такое ощущение, что вы метались от одной версии к другой, а в конце вас осенила гениальная идея, и появился верный диагноз. Или, может, вам его подсказали? – профессор посмотрел мне прямо в глаза, явно не двусмысленно.
– Хотите сказать, я списала?
– Нет. Я говорю, о совершенно другого рода, мошенничестве. Я бы сказал, потустороннем.
Я запнулась на полуслове, напрочь забыв, что вообще хотела сказать. Сердце забилось настолько бешено, что хотелось схватить его руками, чтобы не выскачило. Впервые в жизни я решила воспользоваться своим даром в своих собственных интересах, не для других. У духа покойного Егорова я выудила причину его перехода в мир иной. Не очень просто это было, слишком
