Каменные гости - Никита Велиханов
— Я все-таки сделаю бутербродов с икрой. Может, кто-нибудь будет.
— Конечно, — откликнулся прапорщик.
Некоторое время они трудились молча, затем Ахмеров вдруг негромко, словно у самого себя спросил:
— Почему у них на таких нервах все? Как в девятом классе, честное слово...
Виталий с полуслова понял, о чем речь. Он сам в это время думал о Большакове и Рубцовой.
— Все дело в их необычных способностях, — ответил он. — Они слишком хорошо чувствуют состояние друг друга, и в этом их беда. Илья не может идеализировать Ирину, нарисовать себе такой воображаемый образ, чтобы он продержался достаточно долго. Идеал рушится моментально, потому что он видит ее насквозь. Получается, что он все время в ней разочаровывается... А Ирина это чувствует и злится. Потому что это очень неприятно — когда в тебе разочаровываются. Она устала от чувства вины, которого она, в общем-то, не заслужила... А её раздражение рикошетом бьет по Илье — и так до бесконечности. Мы с тобой представить себе не можем, какой это кошмар — постоянно чувствовать, что на душе у другого человека.
— Да, никто не ангел, — ответил прапорщик.
Вначале Виталию эти слова показались сказанными немного невпопад, но потом он понял ход мыслей Рената, и ему представились два направленных друг на друга зеркала, отражающие не лучшие черты. Где-то там, в бесконечности, получалось просто чудовище. Ларькин подумал, что затишье в делах наступило совершенно не ко времени. Может быть, новая интересная работа отвлекла бы их наконец от выяснения личных отношений. Глядишь, все и устаканилось бы помаленьку.
Он не подозревал, насколько его желание близко к осуществлению. Компьютерная программа «Вампира», собиравшая и отсеивавшая информацию о необъяснимых чрезвычайных происшествиях на планете, уже взяла на заметку страшные события, начавшие происходить в районе трех дряхлых домов на Стромынке. Программа учитывала многие факторы, в том числе удаленность от столицы, поэтому в Москве «Вампир» контролировал даже переговоры служб спасения, скорой помощи, милиции. С каждым днем это дело продвигалось в памяти машины все выше по комплексной шкале, оценивающей уникальность и опасность случая. Уже недалека была та минута, когда ему будет присвоена категория «дельта», требующая немедленной инспекции и расследования.
Но человек предполагает, а кто-то располагает. В данном случае капитан Ларькин и предположить не мог, что волею судьбы или руководства ему придется заниматься расследованием грядущего дела большей частью в одиночестве.
***
В понедельник утром 3 января, когда большинство трудящихся и практически все прогрессивно настроенное человечество со сладкой болью вспоминало прошедшие праздники и пыталось осмыслить свои дальнейшие действия, к корпусу «Б», среднему из заброшенных зданий на Стромынке, подъехал грузовик. В кабине его сидели два человека сугубо пролетарского вида. Один, большой и рыхлый, с помятой и заспанной физиономией, осмотрел местность перед грузовиком и заглянул в зеркальце заднего обзора. Этого ему показалось мало, и он высунулся из дверцы, запустив в кабину лишнюю порцию утреннего мороза. Осмотрев окрестности позади машины, он вернулся на место и сообщил напарнику:
— Не подъехал еще.
Второй, сидевший за рулем мужчина с худым смуглым лицом, на котором Новый год не оставил заметных следов, ничего не ответил, только пошевелился, устраиваясь поудобнее и выражая готовность ждать долго. Однако не прошло и минуты, как из-за корпуса «А» вырулил тускло поблескивающий лаком малахитовый «Рено». Водитель вновь пошевелился и произнес, показывая на автомобиль:
— Вот он.
«Рено» неспешно приблизился и остановился в нескольких шагах от грузовика. К тому времени оба пролетария так же медленно выбрались из кабины и остановились посреди дороги, выжидающе глядя на автомобиль. Из «Рено» вылез мужчина среднего роста, одетый старательно-просто, в спортивно-сельскохозяйственном стиле. Но все же туристская штормовка и тренировочные брюки на нем были добротные, дорогие и чистые. Лицо мужчины было ничем не примечательным — настолько, что увидев второй раз в тот же день, его можно было не признать. Мужчину звали Антоном Михайловичем Николаиди, и занимался он частным предпринимательством.
Бизнес у него был не очень большой: несколько торговых точек на столичных рынках, продававших одежду и галантерейные изделия, привозимые челночниками из Турции, Италии, Китая. В общем, на жизнь хватало, но она все дорожала, да и хотелось больше, чтобы все как у людей. Дача, например. Ох, уж эта дача! Не первый год была она головной болью Антона Михайловича, требовала больше внимания, чем родное дитя. Если в квартире царил модный евродизайн, то дачу он решил оформить в стиле «ретро». Пол на втором этаже хотелось выложить паркетом, непременно старинным, чтобы создавал атмосферу, гармонировал с обстановкой кабинета и маленьких уютных спален. Николаиди как раз приметил такой: потемневший, но прочный дубовый паркет — в нескольких помещениях корпуса «Б».
Как у частного предпринимателя, не имевшего никакого отношения к зданиям на Стромынке, оказались дубликаты ключей от входной двери и десятка комнат — так и осталось невыясненным. А на вопрос, где был в тот момент сторож, заинтересовавшиеся этим позже сотрудники милиции получили исчерпывающий ответ: человек, который должен был выйти на дежурство, оказался в больнице с приступом аллергии, а заменить его не смогли. Ответ подтверждался документально: график дежурства и копия больничного листа прилагались.
Антон Михайлович кивнул рабочим, со сдержанным неудовольствием посмотрел на помятую физиономию здоровяка и отпер тяжелый навесной замок неизвестно где добытым ключом. Войдя вслед за Николаиди в подъезд, здоровяк присвистнул: дверь и лестница в подвал отсутствовали, вместо них был широкий темный провал. Оттуда доносился тошнотворный запах канализационных стоков. Лестница была старомодная, уходившая вверх угловатой спиралью. Негромкий свист гулко отозвался в пустом подъезде, отраженный от далеких стен и усиленный едва заметным эхом.
Антон Михайлович провел рабочих на второй этаж, открыл им две комнаты и указал фронт работы. Смуглолицый водитель, ни слова не говоря, надел строительные рукавицы и принялся за дело: с помощью монтировки в два рывка отодрал плинтус и стал выковыривать паркетные плитки, складывая их небрежными стопками в центре помещения. Николаиди вышел в коридор и, мурлыкая под нос популярный мотивчик, неторопливыми шагами двинулся вдоль ряда запертых дверей, как генерал вдоль шеренги
