14.300 - Дмитрий Александров
Нажата.
Денис выдохнул. «Столярка проще: там нет такого страха» – подумал он, ожидая, когда смелость вновь соберётся внутри в единый шар.
Щёлкнула кнопка питания, стрелка вольтметра качнулась вправо и замерла точно на красной отметке. Теперь включить радиостанцию; подождать несколько минут, чтобы она прогрелась… Из динамика донёсся шум эфира. Денис прибавил громкость, наслаждаясь знакомыми звуками: они будто бы переносили его назад во времени. Некоторое время он просто сидел с закрытыми глазами и слушал мягкий, ласковый шум. Затем слегка повернул большую бакелитовую ручку… Прибор реагировал на самое слабое его движение, шум плыл и переливался таинственными шелестами и всхлипываниями, щелчками, а иногда грозным гудением. Вот из его глубин донеслись неуверенные гудки – длинные, короткие… «Морзянка» – узнал Денис певучий шифр. Они с дедушкой только-только начали учить её; не было и речи о том, чтобы разобрать слова на слух. Мальчик помнил несколько букв: «лу-наа-ти-ки» для «л» (точка-тире-точка-точка), «доо-ми-ки» для «д» (тире-точка-точка), и иногда ему казалось, что он слышит знакомый знак3.
Денис положил левую руку на стол, лёг на неё подбородком и медленно вращал толстую ручку настройки. Светящиеся зелёным цифры бежали вперёд, быстрее всего две последние: семь, восемь, девять, снова ноль – слева при этом прибавлялась единица. Ему снова и снова попадалась морзянка, один раз очень чистая и отчётливая, так что захотелось подтянуть к себе ключ и тоже что-нибудь отстучать, неважно что – лишь бы ответили. А голосов всё не было. «Неужели теперь все только ключами говорят?» – взгрустнулось Денису, как бывает это в другой стране или среди людей, языка которых ты не знаешь.
Голосовые станции, как им и полагается, ждали впереди, но Денис, из-за накативших на него воспоминаний и чужой пока что морзянки, потерял всякое настроение и решил выключить станцию: «Что толку, если не понимаешь? Надо выучить – тогда уже слушать». Он крутанул ручку вперёд, динамик быстро защёлкал, и вдруг сквозь шум послышался голос. Мальчик осторожно повёл ручкой назад, снова вперёд, ловя волну, но голос исчез. «Всё-таки разговаривают!» – обрадовался Денис и продолжил путешествие. Снова голос: «…радио, пятёрка, игрек, Дмитрий, Николай…» Дедушка объяснял, что это особая азбука, чтобы легче было разобрать сквозь шум отдельные буквы: Анна – «А», Борис – «Б»… «А ведь это живой человек! Я могу поговорить с ним: вот он, микрофон, стоит только нажать кнопку передачи…» – Денис оставил волну, на которой мягкий пожилой голос снова и снова диктовал одинаковые слова, и двинулся вперёд. Когда зелёные цифры на табло показали ровно четырнадцать – триста, из-за сетки динамика донёсся неожиданно юный голос:
– Всем, всем, всем, здесь Ульяна, Дмитрий, Василий, Харитон… Я Лука́, «Равенск», приём…
Денис уставился на коробку динамика, словно пытаясь заглянуть с его помощью за сотни, а может быть тысячи километров. Голос пропал среди помех, и Денис схватил ручку, чтобы скорее вернуться на волну. Он вдруг вспомнил о плавной подстройке. Да, вот она, подписана буквами «НП». Волна вернулась, снова донеслись слова:
– …Харитон, Я Лука, «Равенск», кто-нибудь слышит? Кто-нибудь меня слышит?
Рука Дениса потянулась к микрофону. В голове его ещё шло сражение со стаей сомнений, опасений, в то время как большой палец уже нащупал кнопку, к которой был он привычен с детства (дедушка позволял ему играть с микрофоном, разумеется, не подключённым):
– Я Денис, я Денис… – неуверенно произнёс он и отпустил кнопку.
– Повторите! Повторите!
– Я Денис, Д-Е-Н-И-С, – проговорил он по буквам, жалея, что не знает алфавитных слов.
– Какой у вас позывной? Приём.
– Я не знаю. Это станция дедушки, а я ещё в школе учусь, – прямо ответил Денис, опасаясь, что незнакомец не станет теперь с ним разговаривать.
– В школе? Погоди, ты из кружка? Приём.
– Нет, просто. Я на даче, – Денис старательно проговорил слова, быстро отпустил кнопку, затем спохватился, нажал и добавил:
– Приём.
В эфире ненадолго повисло молчание. Затем что-то громко щёлкнуло.
– Меня зовут Лука́, я юнга с «Равенска», с корабля… Приём.
Голос смешивался с помехами, было трудно разобрать слова.
– С корабля? Сколько тебе лет?
– Тринадцать; единица, тройка, приём.
Денис замер, сжав микрофон: тринадцать – какой это класс? Седьмой? Он уже юнга на корабле, ещё и радист! Разве такое бывает? Видимо, бывает. Внутри него к пульсирующему буйству интереса попытался примешаться чёрный комок зависти, но Денис тотчас прогнал его прочь: друзьям не завидуют, а он хотел дружить, отчаянно хотел. Но что теперь говорить? Между ними пропасть: разве будет ему интересно слушать, например, про медведок?
Из динамика раздалось жужжание, такое громкое, что Денис подался назад.
– …той частоте, приём, – донеслось до него.
– Не понял, повтори! – крикнул он в микрофон, но ответа не последовало: оператор с позывным «UDWH»4 из эфира пропал.
Минуту мальчик сидел и слушал пустой шум, собираясь с мыслями. Денис был так погружен в звуки, доносившиеся из динамика радиостанции, что близкий к нему мир будто онемел и стал беззвучным. Теперь мир снова проснулся. Вдалеке залаяла собака и тотчас её прервал звон циркулярной пилы, режущей твёрдую древесину. «Денис! Денис!» – кто-то звал его по имени. Мама! Мальчик отщёлкнул питание и побежал к люку.
Внизу, у лестницы, стояли мама и дядя Вова. Сверху было видно, что макушка у Страуса почти лысая. Выставив перед собой раскрытые ладони, он тряс головой и шептал: «Маш, я не полезу; не проси даже». Мама увидела голову Дениса, показавшуюся в прямоугольнике люка:
– Денис! Сколько можно тебя звать?!
Мальчик отвёл взгляд, не зная, как ответить: вроде бы он не сделал ничего плохого, разве что не сразу подошёл…
– Я уже волноваться начала, – произнесла мама наигранным, неестественным голосом. – Ладно, слезай. Будем ужинать.
«Ужин? Ведь недавно обедали…» – удивился Денис, переставляя ноги по высоким ступенькам. Он сразу почувствовал прохладу: к вечеру чердак нагревался и всю ночь не остывал, но здесь, внизу, струилась в дом вечерняя свежесть. Свет снаружи был уже мягким, тёплого оттенка – вечер. «Да ну, не мог я так долго сидеть» – Денис вышел на крыльцо. Солнце, порозовев, висело над макушками высоких берёз, которые росли за пожарной канавой; оттуда доносилось воронье карканье.
После ужина Денис сбегал к ловушке и положил туда разрезанный пополам «Цитрон»: он эти конфеты (точнее, их жирную светлую начинку) терпеть не мог, но вкус и запах у них были сильные – то что надо для приманки. Хотелось снова сесть за передатчик, снова найти ту частоту, где повстречал
