Большой одинокий король 3 - Кае де Клиари
Я спрятал эту свою драгоценность и вернулся к столу. Настроение почему-то ухудшилось. Мне приснился странный и не самый хороший сон, ведь в нём королева снова ушла, а дверь за ней захлопнулась. Это может означать, что мы разлучены навсегда, раз эта дверь с картинки не открывается, и нет такого учёного мага или алхимика, который смог бы с ней справиться.
Сон этот может не значить ничего, ведь бывают же просто сны, которые ничего не значат. Но если это не так, и сон значит хоть что-то, то может быть это вовсе не разлука? Зачем Её Величество вела меня к той двери за руку? Зачем стояла в проёме и что-то говорила? Что она говорила? Слов я не слышал, но видел движение губ. Разве они говорили – «Прощай навсегда!» Ничего похожего. Может быть – «Не ходи за мной!» Вроде бы тоже нет.
Я задумался, позабыв о жареном беконе и рагу с бараньими рёбрышками. Перед глазами стояло лицо королевы, и её губы говорящие что- то… Эх, не мастер я читать по губам! Вроде как фраза, состоящая из двух слов. Когда она говорила первое слово, то в нём кажется, содержался звук «а». Второе слово было коротким и в нём было «у» или «ю», которое возможно было также единственным гласным.
Когда вспомнил про завтрак, то все кушанья были совершенно холодными. Что ж, сам виноват! Можно было бы приказать подать себе что-нибудь ещё, но не хотелось ждать, и возиться с лишней мелкой проблемой. В походе обхожусь холодными закусками, обойдусь и здесь.
Подмёл всё с тарелок и кликнул лакея, чтобы тот помог мне переодеться для дальнейших мероприятий. В регламенте была встреча с министрами, которые должны были зачитать краткие отчёты по текущим делам, после чего следовал приём в тронном зале, о котором я говорил Лани.
Процесс облачения в костюм для деловых бесед почти закончился, когда меня скрутило. Так скрутило, что я даже подумал, что неизвестные убийцы нашли-таки способ подсыпать мне в еду классического яда. Но после первого облегчения я решил, что во всём виновата жирная подливка, которую следует, есть горячей, либо не есть совсем. Нда, наказал себя сам! Теперь разговор с министрами придётся перенести, а может быть и приём тоже.
О втором я совсем не жалел, что же касается первого, то лорды-демиурги могут собраться прямо здесь, когда мне станет легче. Слуги забегали вокруг, как мыши в подвале, где неожиданно зажёгся свет. Раньше всех примчалась Лани, бросившая занятия и теперь стоявшая надо мной с видом храброй пичуги, готовой сражаться за своё гнездо, хоть с кошкой, хоть с ястребом. За ней явился королевский лейб-медик с юной помощницей, который сразу уложил меня в постель и выгнал набежавших в покои придворных, оставив только Лани и нескольких слуг.
Не буду описывать все процедуры, которые он со мной проделывал, но в итоге я почувствовал себя действительно больным, хотя речь шла об обычном несварении. Когда он, наконец, ушёл, оставив молоденькую помощницу в качестве сиделки, я вздохнул свободнее, но и был определённым образом смущён. Было неудобно оказаться в обществе молоденькой девицы, когда такое делается с моим королевским брюхом! Стыдно за себя и за её смущение тоже. Впрочем, насчёт её смущения я беспокоился зря. Девчонка была профессиональной медичкой, и её невозможно было смутить чем-то подобным. Кроме того, она моментально нашла общий язык с Лани, которая не отличалась общительностью в течение последнего года. Здесь же они разговорились, как две старые знакомые, и даже я присоединился к этой беседе. Будущую врачиху, (оказывается, она была особо одарённой ученицей моего придворного эскулапа и его родственницей; я потом выяснил, какой именно), живо заинтересовала девочка-зомби, ну а я, как её создатель, просто не мог остаться в стороне.
Мою сиделку звали – Николетта, и, конечно, я очень быстро начал называть её «Никой». Она происходила из очень почтенной семьи демиургов-целителей, что сразу вызвало во мне глубокое уважение. Дело в том, что это демиурги высшей категории. С ними могут сравниться только демиурги-учёные и демиурги-маги. Но последние почти, что стали легендой, а целители тесно связаны с учёными, хоть и не так высоко среди них почитаются, как высокие лбы академической братии.
Но это я так, к слову. Скажу откровенно – я этой девушкой любовался! А ведь она вовсе не могла называться красавицей. Личико скорее миловидное и немного детское. При этом она умела взглянуть с такой строгой, но не грозной, а спокойной настойчивостью, что даже у короля отпадала охота возражать. Вся фигурка её была тоненькая и хрупкая, почти такая же, как у Лани. Женские формы, (может быть благодаря одежде медика), едва намечены, но в движениях чувствуется грациозность и уверенность. Вообще, держалась Ника с непередаваемым достоинством, лишённым чопорности и надменности. Видимо, это свойство было у неё врождённым, а не заученным, как у многих, и потому выглядело намного естественнее, чем у высокородных придворных дам.
Одно только присутствие этой девушки приносило облегчение, и мне жаль было отпускать её, когда стало ясно, что услуги сиделки мне больше не нужны. (Ну, не приказывать же ей остаться без всякой причины! Я это могу, и никто мне слова поперёк не скажет, но позволить себе что-то такое, значит уронить себя, как рыцаря в глазах короля. Меня, то есть, а мнение моё обо мне для меня значит очень много, представьте себе!)
И тут юная медичка обратилась с просьбой. Она просила у меня разрешения навещать Лани, как подругу, а также для научных исследований. Лани стояла тут же рядом и просяще смотрела мне в глаза.
О чём разговор! Конечно, я дал такое разрешение и сделал соответствующие распоряжения охране и слугам. Теперь Ника входила в мой домашний круг, но я не предполагал ещё насколько она в него впишется, и к каким последствиям это приведёт.
Короче говоря, большой королевский приём я тоже пропустил, зато неплохо провёл время в приятной компании. Если бы не конфузное неудобство с расстройством желудка, всё было бы вообще замечательно! (Смешная мысль – надо время от времени съедать что-нибудь неудобоваримое, чтобы устраивать себе отдых от государственных дел.)
На следующий день я был, как огурец в короне, и хоть врач настаивал на том, чтобы я не занимался делами, хотя бы ещё сутки, такую роскошь
