Роберт Хау - Подруга энтропии

Кочующие вслед за группой из города в город поклонники «дедов», как правило, слишком бедны, чтобы останавливаться в отелях, и на время гастролей захватывают местные скверы. По прибытии в город такие «туристы» отправляются в ближайший «Сейфвей» или «Метро», закупают на несколько дней еды и выпивки и везут на тележках в свой лагерь у реки. А там тележки становятся частью инфраструктуры палаточного городка. На утро после отъезда фэнов супермаркеты посылают за заблудшими тележками грузовики.

Все то время, пока писал заметку, я воображал, во что бы вылилась такая история в Нью-Йорке. Но раз за разом вставала лишь жутковатая картина: худощавых парнишек в футболках цвета дерюги забивают дубинками - как новорожденных тюленей - разозленные менеджеры супермаркетов.

На видеокассету, которую мне вручил Шенк, я наткнулся, когда мы с Гусом выволакивали хлам из машины. Собственно говоря, убирался я, а Гус обнюхивал коврики в поисках микроскопических частичек фастфуда.

Наскоро приготовив обед, я сел перед телевизором посмотреть запись. Она оказалась чуть лучше среднего: на Забо был микрофон-клипса, а в потолке аудитории имелось два огромных окна, впускавших сентябрьское солнышко.

На место преступления я приехал уже после того, как увезли тело, и саму профессоршу видел лишь на фотографии с университетского пропуска: белая женщина старше тридцати, вот и все.

На видеозаписи Забо казалась подтянутой и оживленной. Одетая в брюки цвета хаки, ярко-красную футболку и черные кеды, она выглядела весьма моложаво: не старше сорока. Если ей не нравилось преподавать, то она была превосходной актрисой.

Шла обычная лекция курса «физика для лириков». На пленке Забо объясняла пятидесяти студентам эффект Доплера. Когда она перешла к длине волны, поднялось несколько рук.

- Подождите с вопросами, - попросила она класс. - Я потом объясню. Всё во Вселенной.

По рядам прокатился смех, руки опустились. Забо отработала сорок минут, дав внятное объяснение эффекту Доплера и его последствиям для космологии. Она легко говорила о сложном, не впадая в популизм и в то же время без тени снисходительности к невеждам.

По окончании лекции вокруг ее стола сгрудились с десяток студентов. Микрофонов у них не было, поэтому большинство их комментариев вышло неразборчиво, но по счастливым, оживленным лицам читалось, что их вопросы вторичны, что им лишь хочется побыть рядом с ней. У некоторых преподавателей есть такой дар, и Забо была наделена им сполна.

В Нью-Йорке я писал о многих убийствах, но никогда не знал жертв лично. Даже горе родных редко помогало узнать покойного лучше, чем из стандартных газетных строк: «молодая мать троих детей» или «трудолюбивый эмигрант из Гвианы». А Забо - так внезапно и печально - вдруг обрела плоть и кровь.

Когда я позвонил Старр узнать, не продвинулось ли расследование, она предложила встретиться с ней и ее напарником в ресторанчике под названием «Мачо-мышь».

Старр была уже на месте, когда я приехал: мне пришлось остановиться и поменять спустившееся колесо. В ресторанчике угощали здоровой мексиканской пищей. Приблизительно под двумя третями блюд в меню стояли значки «полезно для сердца». Мое представление о здоровой еде - картошка-фри без расплавленного сыра. Но я и такой трапезе был рад: главное, поболтать со Старр, пока не появится ее напарник. Это дало мне шанс задать вопрос, который не пришел в голову в доме Забо:

- Откуда ты знаешь, как меня зовут? Старр оторвала взгляд от меню.

- Заметила твой блокнот, читала твою рубрику, знаю твою репутацию.

- Мою репутацию? - переспросил я и мысленно увидел рухнувшую галогеновую лампу.

- В криминальной хронике обычно работают два типа людей, - объяснила она. - Лизоблюды и благородные реформаторы. Первые считают полицейских непогрешимыми, вторые - садистами. Ты, похоже, не относишься ни к тем, ни к другим.

Я разрывался между благодарностью за скрытый комплимент и тягой защитить свою профессию - хотя прекрасно знал, о чем говорит Старр.

- Спасибо, наверное, - пробормотал я. - Но большинство репортеров довольно объективны. И вообще, мне не приходило в голову, что у меня есть друзья в полиции.

- Вот как? - Старр загадочно улыбнулась. - Я бы так не говорила. В основном копы похожи на старшеклассников: ими руководит мнение сверстников. Они уважают того, кто умеет делать свое дело и не кичится этим.

Старр снова вернулась к меню: очевидно, прочла мои мысли о «полезных для сердца» блюдах.

- Негусто, - сказала она.

Мы заказали по содовой, и очень скоро Старр взялась за меня всерьез. Из нее самой я выудил лишь несколько мелочей: Бэннер-Бенди - фамилия родителей; нет, она не замужем; относительно детей планов пока нет. Но в основном мы говорили обо мне. Где я вырос, где учился (она как будто очень заинтересовалась, когда я сказал, что у меня диплом по журналистике и физике), где я работал. Я рассказал, что был репортером криминальной хроники в Нью-Йорке, хотя постарался обойтись без обычных «боевых баек» - не в последнюю очередь потому, что догадался: на нее они не произведут впечатления. Насколько я понял, Старр родилась и выросла в глухом орегонском городке, но мир знала лучше многих ньюйоркцев, и сообразил, что разглагольствования уроженца мегаполиса будут плохо восприняты.

Когда дело дошло до Мойры и моей семейной жизни, я попытался следовать совету Эмерсона: «Если катишься по тонкому льду, единственное спасение - в скорости».

- Разведен, да? Что стряслось? - спросила она.

- Как обычно.

Я всегда так говорил, потому что женщины вечно задавали подобный вопрос. Эту фразу я умел произносить на автопилоте, потому что всякий раз - вообще всякий раз - при этом вопросе в голове у меня возникал укоризненный взгляд жены, который она бросила на меня поверх спинки дивана, когда я вернулся домой и застал ее с любовником.

- Не бывает ничего обычного, Ларри, - сказала Старр. - Детей вы не завели?

- Нет, но у меня есть пес. Гус.

- Гус? - переспросила она. - Уверена, он будет для тебя большим утешением в старости. И что это за пес?

- Не смейся, но его кличка - сокращение от Август. Он полукровка, по большей части лабрадор, но, думаю, есть небольшая примесь чихуа-хуа.

Тут приехал ее напарник и спас меня: не пришлось показывать Старр фотографию собаки, что я уже готов был сделать.

Байрон Декстер оказался невысоким крепышом лет сорока с густой бородой и редеющими волосами. Одет он был в неизбежный спортивных пиджак (чтобы прикрыть кобуру) и надежные крепкие ботинки.

Копы на Западном побережье обычно отличаются манерой поведения от своих нью-йоркских коллег. Больше «пожалуйста, сэр» и «нет, мэм», меньше «я с тобой разговариваю, придурок», - во всяком случае, в приличном обществе. Но я начинал приходить к мысли, что Юджин просто заповедник для нестандартных копов. Декстер выделялся даже среди копов Западного побережья. В нем не было ни тени полицейской сдержанности, той смутно враждебной ауры, которая окружает копов, потому что они взвешивают все твои слова, проверяя, не лжешь ли ты.