Ольга Михайлова - Бесовские времена

Девица Гаэтана Фаттинанти не замечала Витторию и не высказывалась на её счёт, но узнав о новой песенке, сочинённой мессиром Альмереджи о поэте Витино, едва не плюнула от отвращения. Она терпеть не могла мессира Ладзаро. Это был в её глазах совершенно омерзительный тип, гадкий распутник и человек, забывший Бога. Только по шлюхам и бегает! Ничуть не меньшей ненависти удостаивались с её стороны синьоры Франческа Бартолини и Черубина Верджилези. Потаскухи! Мессир Ладзаро знал о ненависти к нему сестрицы сенешаля, но это его ничуть не беспокоило.

Он не любил высокомерных моралисток.

Меж там красота юной Камиллы Монтеорфано, недавно появившейся при дворе, была замечена многими мужчинами. Молодые камергеры, сенешаль Антонио Фаттинанти, главный дворецкий Густаво Бальди и прочие оказывали ей поначалу весьма значительное внимание, но это не приводило мужчин к взаимным распрям, ибо девица с приданым свыше полутора тысяч дукатов внимания придворных просто не замечала. Все попытки холостых мужчин понравиться ей были втуне. Предпочти она одного — это было бы основанием для ревности остальных, но она предпочитала, чтобы её оставили в покое. Высокие родственные связи и покровительство дяди-епископа служили ей оберегом от чрезмерной навязчивости мужчин, и в последнее время за ней уже просто привычно волочились молодой Джулио Валерани, Антонио Фаттинанти да астролог Пьетро Дальбено. Но последний вскоре отстал, видимо, прочтя по звездам, что они не благоволят этим ухаживаниям. Теперь он уделял внимание синьоре Бартолини. «Наверное, звёзды дали ему дельный совет», сказал, заметив перемену склонности Пьетро, Тристано д'Альвелла. «Не вышло с брюнеткой, цепляй блондинку. Это и без советов звезд ясно…», поддержал его Тронти.

Но Камилла Монтеорфано, не желая обращать внимание на вертящихся рядом мужчин, тем не менее, чувствовала себя одинокой и внимательно приглядывалась к фрейлинам и статс-дамам, надеясь найти среди них подругу. Но ей совсем не нравилась Иоланда Тассони — особа любопытная, склонная совать свой нос повсюду и не умеющая при этом держать язык за зубами. Завистливая и мелочная, она упорно пыталась разузнать побольше о Камилле, утомляя её навязчивыми и бестактными вопросами, при этом походя понося всех вокруг. Было ясно, что покинув покои Камиллы, она и о ней выскажется столь же уничижительно.

Бенедетта Лукка не отличалась болтливостью и не была завистлива. Особа простая и сердечная, она не имела тайн — даже сердечных, ибо все знали, что она влюблена в мессира Леричи. Но склонность молодых людей была взаимной — они ожидали приезда из Рима отца Адриано и осенью должна была состояться свадьба. Но выбрать её в подруги Камилле мешала не только поглощенность девицы своим чувством: с ней было не о чем говорить, Бенедетта неизменно высказывалась по любому поводу либо пословицей, либо расхожей истиной. С ней было скучно.

Синьорине Монтеорфано нравились синьора Дианора ди Бертацци и её подруга Глория Валерани, спокойные и разумные особы. Но в их обществе Камилла чувствовала себя лишней, понимая, что её присутствие сковывает старых подруг. И вот две недели назад, Камилла неожиданно в дворцовой церкви встретила Гаэтану Фаттинанти. Гаэтана тихо стенала у ног Спасителя, молясь и плача. До этого Камилла лишь отметила горделивый взгляд бесспорной красавицы да язвительность её суждений, впрочем, весьма редких. Тем сильнее поразил её теперь скорбный молитвенный вопль Гаэтаны в пустом храме, её слезы и боль. За холодными манерами проступило страдание, и сердце Камиллы повернулось к Гаэтане. У неё горе? О чём она плачет? Камилла начала присматриваться к синьорине Фаттинанти, проводить время в её обществе и вскоре заслужила её доверие и приязнь. Девицы подружились, с удовольствием обменивались мнениями и вместе рукодельничали.

В следующий понедельник синьор Пьетро Дальбено завершил свой многодневный труд составления герцогу гороскопа, в коем было четко прописано, что в Доме его тайных врагов — те, кого он сам считает друзьями, и их признаки — жадность к деньгам, любовь к интригам и привычка к шутовству. Однако преподнести этот гороскоп дону Франческо Марии у астролога не получилось, ибо последний таинственно исчез из закрытой спальни звездочёта. Как это вышло — по звёздам не прочтёшь, видимо, Меркурий куда-то не туда отклонился, или ретроградный Марс напакостил…

Дальбено разозлился до дрожи.

При этом днём во вторник нахалу и кривляке мессиру Песте нежданно-негаданно улыбнулась капризная Фортуна. Знать, Юпитер в его гороскопе вошел Дом удачи или Сатурн был в изгнании. Как бы то ни было, сложившаяся в этот день редчайшая конфигурация небесных светил привела к тому, что бесстыжий гаер внезапно заметил ненавистного Дальбено, направляющегося к молельне герцогини, где её выхода ожидали несколько фрейлин. Вскоре шут увидел, как от них отделилась донна Франческа Бартолини и, обмахиваясь веером, устремилась в сад. Туда же, якобы случайно, направил шаги и астролог. Чума шмыгнул за дерево и осторожно подкрался поближе и тут узнал, что звезды предрекли союз сердец синьора Дальбено и синьоры Франчески, причём самым удачным началом этого союза, согласно констелляции светил и транзитов Венеры, была ночь на пятницу, двадцать четвертое мая. Не менее удачным обстоятельством был и ожидаемый в этот день приезд гостей из Мантуи, ибо герцог Федерико обещал союзнику и родичу проездом в Рим заехать на несколько дней в Урбино — кто же в такой суматохе что заметит?

Чума тоже согласно покивал головой. Если такова констелляция небесных светил — что же тут возразишь-то?

Против звёзд не попрёшь.

Глава 7. В ней Чума вместо того, чтобы поужинать с Лелио и побеседовать о вечном, проводит ночь с девицей на сеновале в монастырском овине

На следующий день, в среду после обеда, Песте покинул замок. Он заранее попросил герцога отпустить его на вечер и объяснил причину. Дон Франческо Мария не любил садиться за трапезы без шута — ибо без него застольные беседы, увы, теряли половину своего остроумия и интереса, однако, сейчас уступил.

Чума приказал оседлать Стрегоне, Колдуна, привычно закрепив на боку ножны с оружием, выехал из герцогских конюшен и двинулся по центральным кварталам. Вскоре достиг окраины, проехал городскую стену и оказался у монастырского кладбища. Спешившись и ведя коня на поводу, миновал новые захоронения, уныло подивившись, сколь много прибыло покойников. Привычной дорогой дошёл до бенедиктинского монастыря и остановился у ограды возле мраморного надгробия. Здесь покоился его отец, сердце которого не выдержало выпавших на его долю скорбей изгнания и горечи хлеба чужбины. Чума вздохнул. Ровно двадцать лет, как отец ушёл… Впрочем, Грациано полагал, что тот умер вовремя, не увидев того, что последовало.