Расселл Джонс - Выше головы!

Я вспомнил эту историю, когда лежал на травке рядом с оранжереями. Директор Юсупов возился внутри — как обычно, «очень занят, давайте как-нибудь потом». Я сказал, что подожду, и, выбрав подходящее местечко, приступил к ожиданию, совмещая полезное с приятным. Два других выхода ненавязчиво блокировали спамеры. Вдобавок по оранжереям гуляла Дейзи с дочкой и ещё пара ребят из группы анализа, тоже с маленькими детьми, которые хотели посмотреть «как растёт еда». Деваться Папе Симу было некуда.

Разумеется, на крайний случай можно было вызвать его на официальный допрос. Но это был бы первый шаг в процедуре снятия с должности. А для спамеров — признание профнепригодности, потому что от них требовалось получать ответы неформально, без привлечения Администрации или Отдела Безопасности. И пока есть время, Соцмониторинг будет работать своими «грязными» методами…

Газон был такой же, как в лаборатории Проф-Хоффа: мягкий, упругий и душистый. Так приятно было потереться об него затылком, погладить, ощущая кончиками пальцев каждую травинку. Сзади шуршали заросли чёрной смородины, источающей густой аромат. Плотный строй подсолнухов возвышался слева, закрывая меня от центральных дорожек. Справа расстилалось широкое зелёное «одеяло», разделённое клумбами и грядками. А впереди был центральный вход в оранжерею «В6-Р-22», где Папа Сим колдовал над новым сортом томатов.

Несмотря на подробные инструкции, я слабо представлял, как буду вскрывать его. Официально я оставался представителем Главы Станции, что давало широкие возможности, но в рамках добровольного сотрудничества. Статус уполномоченного наделял меня правом задавать любые вопросы, однако не гарантировал, что будут ответы. Симон Юсупов уже поведал Отделу Безопасности всё, что знал, затем продублировал ту же информацию сначала своему терапевту, а потом — Вильме Туччи. Что характерно, Ирвину Прайсу он рассказал то же самое, практически слово в слово. Какова вероятность, что я добьюсь большего — после директора Восточных спамеров и журналиста, который мёртвого мог разговорить?

Понятно, что будут изучать его реакцию на меня — андроида и несостоявшуюся жертву. А ещё я был последним, кто видел Мида живым. Туччи могла не притворяться — это была командная игра, а не моё личное расследование. Каждое слово будет записано, каждое движение сохранено для последующего анализа. Если он проговорится, если выдаст себя — это заметят. И если не выдаст — тоже. Со смерти Мида прошли две недели, но теперь инициатива была на нашей стороне.

Напрягало покровительственное отношение. Я чувствовал себя неуютно, но нельзя же пойти к Леди Кетаки и заявить: «Мне не нравится СПМ и как со мной обращаются!» История проблемного тэфера так и вовсе была лишней. Кажется, я что-то такое читал в учебнике по соцмониторингу. Классический случай — вернее, классическая история, которую рассказывают в соответствующих ситуациях. Вспыльчивый и при этом хороший человек, спасённый спамером от себя самого. Фигура спеца из ТФ особенно годилась: суровые парни в «защитных» полосатых комбо были воплощением прогресса.

«Один на один с планетой, каждый день проявляя мужество, а в тени скромные помощники, поддерживающие там, где бесполезна грубая сила. Да здравствует СПМ! Тьфу, тошнит от пафоса! Может, Туччи просто проверяла меня на знание основ?»

От лежания на травке настрой «вытрясти правду» сменился терпеливо-ленивым «посмотрю, что будет дальше». Да и какой смысл прогнозировать? Месяц назад я был уверен, что остаток дней проведу в лаборатории Проф-Хоффа и никуда не выберусь дальше «Дхавала». Теперь же мир ежедневно вставал с ног на голову. Строить планы — только разочаровываться.

«Интересно, как там «одуванчик»?» — вдруг подумал я. После смерти Джил Косты и расследования по делу Мида сил на то, чтобы отслеживать поклонниц в толпе, уже не оставалось. Они даже перестали сниться. Когда весь день пялишься на чокнутого профессора, не до романтики. Всё-таки у спамеров безумная работа, надо любить её и быть к ней предрасположенным, чтобы спокойно пропускать через себя чужую жизнь…

«Как там Леди Кетаки?» Я не видел её со вторника — с тех пор, как она рассказала мне про Ирвина. Глава Станции перепоручила меня Туччи, буквально передала с рук на руки. Логичный шаг: невозможно освоиться в администрировании без знакомства со вспомогательными службами. Лишь бы это не окончилось окончательным переводом в СПМ! Я не хотел становиться спамером! Только не это!..

Что-то прошуршало справа. Я приподнял голову и заметил чёрно-белый меховой комочек, подпрыгивающий над травой. Размером это нечто было не больше моего кулака, двигалось стремительно и не издавало никаких звуков.

Вдруг комок резко поменял траекторию и приземлился мне на ногу. И тогда я увидел, что это хомяк: довольно крупный и вполне упитанный. Из-за чёрных пятен между ушами и на мордочке казалось, что у него чёлка и борода. Опустившись на задние лапы, зверёк вытащил из-за щеки семечко подсолнуха и ловко разгрыз, бросив шкурки на мою штанину. Потом достал другое семечко.

— Ты камилл или живой? — спросил я его.

На мордочке грызуна появилось выражение, которое можно было интерпретировать как «А ты совсем дурак или ещё не очень?»

Фыркнув, хомяк засунул семечку обратно за щеку, повернулся — и поскакал прочь, смешно подбрасывая толстенькое тельце. Через секунду он исчез.

Я подумал, что надо бы подняться, и только напряг мышцы живота, чтобы сесть, как по мне пробежались. Пара крепких пяток, обутых в спортивные туфли, отметила солнечное сплетение, пах и правое колено. Бац, бац, бац! Впечаталось знатно, аж кости хрустнули, и на какое-то мгновение я перестал дышать. В глазах потемнело — в первую очередь от неожиданности, но и от боли тоже. Следом, не давая опомниться, по этому же маршруту прошёлся второй топотун. Закрепил, так сказать, результат. Весил он ощутимо меньше, но это не особо повлияло на моё самочувствие.

— Ой! Простите!

Я был так ошарашен, что остался лежать, раскрыв рот и беспомощно глотая воздух.

— Где он?! — заорали со стороны смородиновых кустов, и прямо над моим лицом зависла измазанная зелёным белая ребристая подошва.

— Тьюр, стой! Замри! — приказал детский голосок.

Подошва и впрямь замерла, после чего была убрана. Тот, кого назвали «Тьюром», обошёл меня слева.

Я осторожно скосил глаза и только потом осторожно сел, опираясь на руки. Их было четверо — два паренька-подростка в мятых запачканных комбинезонах и двое помладше: девочка (она пробежалась по мне второй) и мальчик (именно он закричал «Стой!»). Тьюр, едва не наступивший мне на голову, тяжело дышал, сжимая кулаки и пристально вглядываясь в травяное поле. От напряжения на его лбу и в уголках рта пролегли глубокие морщины, отчего он выглядел взрослым, даже старичком. Лица предводителя я не видел — он что-то высматривал в том же направлении.