Бывших мам не бывает - Кристина Юрьевна Юраш
– Нам нельзя, – прошептала я, чувствуя, как слова тонут в поцелуе. – Прошу вас… Не надо меня мучить…
Я задыхалась, когда меня прижали к двери.
– Я знаю, что нам нельзя, – послышался шепот, а дыхание обожгло мои губы. – Но я ничего не могу с собой поделать…
Мои губы снова накрыли поцелуем, пригребая меня к себе. Я вдруг испугалась, какой он горячий. Он словно разбудил мою кровь и мне захотелось ощущать его сильнее.
– Кто виноват, что ты такая соблазнительная, – задыхался голос, а я чувствовала, как поцелуи становятся все жарче и жарче. Казалось, они выжигали сердце.
– Вы потом будете жалеть… – прошептала я, чувствуя, как моя рубашка скользит вверх по моим ногам и собирается на поясе.
Было невыносимо жарко от поцелуев. Но вместо того, чтобы не отвечать на поцелуй я двигалась навстречу этому огню все быстрее и быстрее.
Я понимала, что после того, что вот-вот случится, мы не сможем смотреть друг другу в глаза. Но сердце стучало, что это будет потом. А сейчас были только страстные губы, руки, которые держали мои бедра, и тело, которое прижималось ко мне со всем жаром.
– Мы не должны, – шептала я, чувствуя, как горят мои щеки от покрывающих их поцелуев.
– Я знаю, – слышался шепот. – Но мы же пока ничего не нарушили…
Сердце даже не думало успокаиваться. Мои руки вместо того, чтобы оттолкнуть, вплетались в его волосы. Его губы страстно скользили по моей шее.
– Мы же не делаем ничего плохого… – шепнули губы, а потом нежно поцеловали мочку моего уха.
Все пока что было буквально на грани. Мне казалось, словно мы гуляем по лезвию ножа. Это обостряло все чувства. Я целовала его губы, чувствуя, как по телу пробегает дрожь.
Сможем ли мы остановиться?
Глава 48
Голова кружилась от счастья.
– Нельзя быть такой восхитительной, – слышала я шепот, а от него становилось все жарче.
Чувство опьяняющего восторга рождалось где-то в груди.
“Нельзя быть таким … таким… невероятным… ”, – пронеслось в голове, а я не успела даже сказать ничего, как мои губы требовательно раскрыли поцелуем. Глубокий жадный и бесконечно долгий поцелуй вызывал приятную слабость, от которой хотелось забыть обо всем на свете.
– М-может остановимся, – задыхалась я. Но даже я не слышала свой шепот.
Мы не делаем ничего плохого. Мы ничего плохого не делаем… Мы…
Я дернулась, чувствуя, как затаила дыхание с открытым ртом.
А вот теперь делаем!
Я стонала, упивалась его губами, млела от сильных рук и бесконечно целовала его, понимая, что так восхитительно в жизни еще не было.
“Какая же она была счастливая…”, – пронеслось в голове завистливое. – “Его жена!”
В ту ночь, я уснула на его груди, обнаженная, под одним одеялом, вслушиваясь в биение сердца.
“Кто же там?”, – спрашивала я, мысленно. – “Я или она?”.
А потом уснула.
Проснулась я в одиночестве. Постель была смята.
Утренняя прохлада заставила меня поежиться. Отрезвляющее чувство, заставило поджать ноги. Осторожно, я подошла к платью, которое кто-то бережно положил на стул, хотя я помнила, что бросила его на пол.
Застегнув пуговицы, я смотрела на свое отражение перед зеркалом.
Теперь мне страшно представить, что будет дальше?
Неужели эта ночь стоила того, чтобы лишиться работы?
Хотя, нет. Меня вроде бы еще не уволили…
Но все равно я поежилась, чувствуя холод, словно где-то открыто окно, и по дому гуляют сквозняки.
Выйдя из комнаты, я постаралась сделать вид, что ничего не было. Но внутри что-то поджималось. Ненавижу такое состояние! Не-на-ви-жу!
Надо было остановиться. И не давать повода.
Но как не давать, если … если… я люблю его? Как можно устоять, когда любимый человек обнимает тебя и целует? Разумеется, тебе захочется наплевать на все условности и…
Лорда Олатерна нигде не было видно. И тревожное ожидание затягивалось.
Когда я впервые с ним познакомилась, у меня было такое чувство, что он умер в тот самый день, когда потерял самых дорогих людей.
Мои шаги раздавались в доме, а я слышала голос Тео там, наверху.
“Может, хватит страдать о том, что уже случилось? Может, стоит дать себе еще один шанс?”, – мысленно убеждала я лорда. – “Может, пора вернуться к жизни? Я готова любить тебя, готова заботиться о тебе, готова окружить тебя заботой!
Невысказанные слова прокручивались снова и снова.
“Да, она умерла. Много- много лет назад. Такое бывает. И мне самой очень жаль ее!”, – проносилась в голове мысль. И правда. Мне искренне жаль.
“Но ведь ты не должен хоронить себя заживо!”
Я шумно втянула воздух. Сейчас все зависит от него.
Я не сделала ничего плохого. Я просто показала ему, какой прекрасной и восхитительной бывает жизнь. Сколько приятных моментов она дарит.
– Няня! Смотри! – слышала я голос Тео, а он распахнул дверь мастерской. – Фух! Закончил последнюю картину! Теперь можно их вешать!
– Ух-ты! – обрадовалась я, глядя на странные фигуры. – Значит, нам нужно дождаться разрешения твоего папы и выделить комнату или коридор!
– А я знаю, где мы их повесим! – потер руки Тео. – У нас есть комната! Она пустая! Мама не знала, что с ней делать, поэтому решила оставить ее пустой! Я смогу ее открыть!
– А где папа? – спросила я.
– Ушел. Но вечером должен прийти! – отмахнулся Тео. – Так, я иду открывать, а ты идешь за мной! Картинная галерея – это здорово!
Отвлечься на что-то намного лучше, чем постоянно задавать себе один и тот же вопрос.
– Сюда! – звал Тео, открывая одну из комнат.
Она была пустой. Не было даже штор.
– Мне нужны молоток и гвозди! – выдохнула я. – И веревочки!
Закатав рукава, я мысленно попросила себя оставаться интеллигентной няней до конца!
Тео отвел меня в какую-то кладовку, где я сгребала в подол все, что может пригодится.
– Галерея! – потирал руки Тео, пока я с остервенением забивала в стенку гвоздики. На полу лежали картины. Тео принес бумагу и что-то похожее на перьевую ручку.
Приличная няня не ругается при детях, что бы ни случилось. Она заменяет плохие слова чем-то милым.
Какого котеночка ты не вбиваешься, зайчик ты ненаглядный! – шипела я дуя на свои пальцы, глядя на погнутый гвоздь.
Я пыталась загнуть его вверх.
– Ах ты, светлячок вонючий! – злилась я, едва не уронив молоток на ногу. – Кружка с ручкой! Ах ты, стерлядь такая!
Гвозди вбивались еле – еле. Но вроде бы места хватило. Потом я уселась на пол и стала клеить веревочки к картинам.
– Я не умею называть их так, как ты! Поэтому назови их! – взмолился Тео.
– Грустная мышь, которая познает смысл жизни! – подписала я первую картину красивым почерком. Мы приклеили к уголку бумажку и повесили ее на гвоздь.
– Кот, – предложила я, глядя на картину.
– Где? – спросил Тео. – Здесь нет кота! Это просто комната?
– Но бумажка маленькая, так что название должно быть маленьким! – заметила я, разглядывая что-то похожее на комнату. – А кот прячется. Под креслом!
– О! – согласился
