Агентство «ЭКЗОРЦИСТ»: NIGREDO - Михаил Ежов
— Сын говорит, нужно менять весь уклад. Тогда доход будет. Пока же… — Уилшоу встал и подошёл к столу, где расставлены были графины, рюмки и стаканы.
— Не желаете виски или джина?
— Нет, благодарю. Я пью только пиво.
Лорд налил себе на донышко виски, понюхал, пригубил.
— Не знаю, может, и получится у Джеймса что-нибудь. Пока же хлопоты по ферме растут с каждым днем. И расходы.
Похоже, я был прав: семейство Уилшоу в финансовом плане не процветало.
Лорд допил виски и вернулся на стул.
— Иногда сядешь и думаешь: «Нет моих сил!» — сказал он. — Хорошо, если Джеймс сумеет наладить дело.
— Я слышал, ваш сын жениться собирается. Это правда?
— Собирается. На Кэтрин Бланш. Это сестра леди Бланш. Да вы уже, наверное, знаете.
— Сын после свадьбы с вами жить будет?
— Да, мы говорили об этом.
— Сильно он влюблён?
— Кажется, да. Кэтрин девушка хорошая, Джеймсу в самый раз подойдёт. Главное — получить одобрение комиссии по евгенике.
Мне показалось, что тон Уилшоу чуть изменился. Интересно, отчего.
— А были и неподходящие партии? — забросил я удочку наугад.
Лорд вздохнул.
— Думаю, некоторое время Джеймс был влюблён в леди Бланш, — протянув руку, он рассеянно потрогал струны виолончели. — Она обоим вскружила головы — и Джеймсу, и мистеру Тэкери.
— Должно быть, исключительная женщина?
Уилшоу пожал плечами.
— Она, конечно, красавица и умна. Вот только чувствуется в ней некоторая холодность. Словно она опасается дать волю чувствам. Впрочем, я её плохо знаю — так, встречал несколько раз.
— Как думаете, она отказала мистеру Тэкери? Или он её отверг?
Глава 31
Николас Уилшоу нервно разгладил складки на клетчатых брюках.
— Мне кажется, Анна Бланш весьма ценит тот образ жизни, который сложился у неё в последние годы. Любые изменения, грозящие его нарушить, должно быть, кажутся ей хаосом.
— Хаос не так уж и плох в любви, разве нет?
— Не могу знать. Я сторонник порядка. Правда, устанавливать его получается у меня неважно, — Уилшоу вздохнул, видимо, вспомнив свои фермерские дела.
— Лично я считаю, что никакого порядка нет, — сказал я. — Нам только кажется, что мы чем-то управляем. На самом деле вокруг творится всё тот же первородный хаос, который описан у греков в мифах.
Уилшоу согласно покивал.
— На днях я читал книгу, — сказал он. — И там была история Орфея и Эвридики. Помните такую?
— Весьма смутно.
Художественным чтением я не увлекался, всё больше — научными трудами по своему профилю. Греческие мифы читал ещё в прежней жизни. Так что помнил только про подвиги Геракла, аргонавтов и путешествие Одиссея.
— У Орфея была любимая жена Эвридика, которая однажды наступила ногой на змею. Та её ужалила, и она умерла, — начал рассказывать Николас Уилшоу. — Орфей опечалился и не мог найти себе места от горя. И вот он решил спуститься в царство Аида — это где у греков души умерших пребывают — и с помощью волшебной игры на кифаре заворожил перевозчика Харона, который водит лодку через реку Стикс. Харон переправил Орфея на другой берег, и музыкант вошёл во дворец Аида. Там он опять же при помощи чарующей мелодии упросил бога вернуть ему Эвридику, но Аид поставил условие: если Орфей, выходя из Тартара, хоть раз обернётся, чтобы убедиться, что супруга следует за ним, она навсегда останется среди умерших.
— Он, конечно, не выдержал?
— Не выдержал! — печально кивнул лорд. — Эвридика осталась у Аида, а Орфей вернулся на землю, где долго тосковал, пока на берегу реки его не разорвали пьяные вакханки, привлечённые звуками его кифары. Боги увековечили память о певце, поместив его кифару на небо в виде созвездия Лиры.
Уилшоу замолчал, грустно глядя куда-то мимо меня. Похоже, он предался то ли каким-то мыслям, то ли воспоминаниям.
«Ах да, — сообразил я, — у него ведь тоже супруга скончалась. И, кажется, любимая».
Так вот, почему Николас Уилшоу завёл разговор про Эвридику. Смерть супруги стала для него вторжением хаоса, разрушила весь установившийся порядок. Наверное, Агата с её перфекционизмом показалась лорду настоящим спасением. Ещё бы он в неё не влюбился!
Рассказ Николаса Уилшоу напомнил о последнем расследовании, когда мне пришлось отправиться в ад, чтобы спасти дочь лорда Мобрея.
— Хаос бессмысленно не любить, — сказал я. — Он непобедим.
— Значит, надо смиряться?
— Принимать.
— Вы по роду деятельности с ним сталкиваетесь. Но всё же боретесь.
Я развёл руками.
— Можно стараться уменьшить хаос, но одолеть его невозможно!
— Вы как Геракл. Тот тоже с хаосом боролся.
— Благодарю, но это слишком лестное сравнение.
— Отчего же? Наоборот. Геракл для себя старался, бессмертным стать хотел — потому и чудовищ убивал. А вы, кажется, и правда, своё дело любите.
— Люблю. Но на вещи стараюсь смотреть здраво. Каждый должен делать то, что может, и не отчаиваться из-за того, над чем не властен.
— Очень мудрые слова, господин Блаунт. Даже удивительно слышать их от такого молодого человека. Уж простите! Я ведь почему миф про Орфея вспомнил? Вы, наверное, подумали, что меня в нём любовная история более всего привлекает. Не стану отрицать, сюжет красивый, но я хотел про другое сказать: почему бедного кифареда в конце разорвали пьяные вакханки?
— Сказать по правде, не имею представления.
— Греки больше всего боялись обезуметь. Для них это было всё равно что стать частью хаоса — ну, вроде как в ехидну или гидру превратиться. А пьяные считались всё равно что безумные. Поэтому греки старались не напиваться
