Наталья Шитова - Клятва Примара (Дерзкая - 2)

— Из-за этого твоего плана Олег Середа до сих пор вынужден страдать и причинять боль другим! — резко докончила я его витиеватую мысль. Бедняга Олег! Вот кто так обошелся с тобой! Против такого противника не поборешься… Олег не только оказался отрезанным от цепочки преображения, он еще и оказался глух к тем очевидным истинам, которые легко усваивали мы, его друзья и напарники…

— Согласись, в этом был смысл, — заметил Примар.

— В чем? — не поняла я.

— В том, что он не узнал, что именно его возлюбленная Катя выделывала с частичкой его самого. Если бы я не сделал того, что сделал, Середа уже бы не только Рэсту ненавидел, ему не за что было бы превозносить до небес свою Катюшу и память о ней… Но теперь пришла пора выправить ход вещей. Такому, как Одер, недолго гулять живым по Первому миру. Он не погибнет до того момента, когда Мариэла прибежит к своим. Но если он, встретившись с Олегом Середой проживет хотя бы сутки — я съем свою шляпу, как это принято в одном из миров…

— А я пожелаю тебе приятного аппетита! — я встала, и он тоже поднялся.

— Сердишься? Это хорошо. Злой человек совершенно несгибаем и неуправляем. За ним интересно наблюдать… Я смотрю, что совсем утомил тебя. Тебе лучше поспать в своей палате, завтра у тебя будет очень трудный день! — широко улыбнулся он, и все морщинки на его лице пришли в движение. Какой-то хитрой манипуляцией он открыл в прозрачной стене еще один проем, сквозь который просматривалось мое пристанище в этом неземном месте, принадлежащем всесильному и изощренному на забавы Примару…

Глава 7

Одер решительно остановился и рубанул рукой воздух прямо у меня перед носом:

— Все, отдыхаем!

— Ты что, не видишь, где мы? — я кивнула на находщееся всего в километре от нас величавое здание Совета Иерархии.

— Но она не может больше идти! — отрезал Одер.

Я опустилась на землю прямо там, где стояла. Уже целые сутки бесконечно повторялось одно и то же: полчаса ходьбы и два часа отдыха. Причем эти первые сутки прошли совершенно бесполезно. Я ни грамма не ориентировалась на местности, я не представляла, в каком месте выбросил нас Примар из рассекающего кольца. Оказалось, что в самом сердце Иерархии. Мы столько сил потратили, чтобы понять, что идти в прежнем направлении нет смысла, что вернуться обратно в нужном темпе не было никакой возможности.

Хорошо еще, что летняя ночь была хотя и не слишком, но достаточно теплой, иначе нам пришел бы конец в наших голубых балахонах и безо всякой обуви. Правда, Мариэле отсутствие обуви нисколько не мешало. Ее искусственные ноги неловко гнулись и медленно слушались хозяйку, но им не были страшны не холодная сырая почва, ни сухая острая хвоя, ни осколки камней, от которых мои ноги невыносимо ныли.

Отправив меня отдыхать после того, как он изложил мне свой план, Примар ни словом не обмолвился о том, как скоро он собирается выполнять свои изощренно выписанные намерения. Оказалось, что медлить он не любил. Я уснула в своей палате, а проснулась на влажной от ночной росы лесной поляне, продрогшая и измученная. Рядом уже сидели Одер и Мариэла, очнувшиеся почему-то раньше. Меня встретили угрюмым молчанием и ненавистными взглядами двух пар совершенно несчастных глаз.

Одер долго не мог оторваться от Мариэлы. Она всячески пыталась успокоить его, но лишь только он припадал к ней, словно пытаясь спрятать от всех, в первую очередь от нее самой, свое лицо, а Мариэла неловко обнимала его пластиковыми руками, лицо девушки принимало странное выражение, которого я не могла понять. В нем были, конечно, и любовь, и жалость, и страдание, но доминировало то, чего я не ожидала увидеть снисходительность. Вела она себя вообще странно. Она с самого начала не проронила ни единой слезы, не удивилась своему ужасному состоянию. Не смутила ее и внешность Одера, словно его вид не произвел на нее никакого впечатления.

Едва открыв глаза, я попыталась послать импульс и попробовать поймать хоть что-нибудь из биоэфира. Но — увы! Примар в точности следовал своим условиям. Я чувствовала изменения внутри себя. Вернее, я вынуждена была вспоминать, как ощущает себя обычный, нормальный, «нечрезмерный» человек. У меня словно что-то украли. Я помнила все, что происходило когда-либо с Катей, Мариэлой и Рэстой. Но я уже воспринимала все окружающее меня как-то не так. Словно снялся какой-то внутренний пласт.

Я понимала, что теперь все случится только так, как я сама позволю событиям происходить. Теперь у меня были руки, ноги, голова и куча бесполезной информации и воспоминаний в ней. Но вот никаких четких намерений к действию или даже элементарных желаний у меня не осталось. Они все куда-то канули, возможно, что всего лишь на время. Только простейший инстинкт самосохранения оставался на поверхности. Вот уже сутки брели мы по лесу под самыми стенами Иерархии, а я все еще не смогла найти для себя приемлемых мотивов для того, чтобы оставаться в этом мире. Мне нечего было делать здесь ни в этом виде, ни в каком другом. Мое последнее воскрешение было против правил и против установленного порядка вещей, поэтому я даже не хотела складывать для себя каких-то конкретных планов. Но, что интересно, умирать мне не хотелось. И уж тем более, нельзя было позволить планам Примара осуществиться в том виде, как он расписал мне.

Если погибать, то не до Мариэлы, а уж, как минимум, одновременно с ней. Я не разделяла вдохновенной уверенности Примара в том, что воссоединившись снова в искалеченом теле Мариэлы, я побегу к друзьям: я даже сейчас понимаю, что никому радости от этого не будет. Но в любом случае мне не хотелось даже пробовать на себе, каково будет оказаться в ее сборном теле. Существование Мариэлы настолько ущербно, что лучше бы ей было все-таки сгореть в пропасти… Я столько лет боялась вспоминать о жизни и смерти этих двоих людей, я искренне жалела о том, как все обернулось, но сейчас они оказались живы, а мне еще больше не по себе.

С такими пустыми мыслями я и шагала по сырой земле, сдерживая темп до минимального, потому что ковыляющая следом Мариэла была отвратительным попутчиком. Одер психовал, постоянно требовал остановок. Я сдерживала раздражение, потому что оно не могло поправить положение при всем моем желании. Злиться на инвалида можно, но от этого он не станет здоровым.

Поэтому и в очередной раз, когда Одер потребовал отдыха, я не стала возражать. Я молча сидела и смотрела, как Одер нежно и аккуратно усаживает Мариэлу. Она была в никудышном состоянии, это верно. Губы ее посинели от напряжения, лицо побледнело и осунулось за какие-то несколько часов. Это уже не была та красавица, которая лежала в молочном коконе и горя не знала.