Сергей Тепляков - Флешка

– Вы чего, Оскар Иванович?

«Слышал или нет? Слышал или нет?! – стучало в голове у Осинцева. – А если слышал – сдаст?».

Плотников выключил воду, вытер руки бумажными полотенцами и вышел, больше ничего Осинцеву не сказав.

Осинцев подошел к раковине и плеснул в лицо водой. Лицо было белое. «Да мало ли кому я звонил… – подумал он. – Может, подруге…». Тут он вспомнил, что говорил, и понял, что это мало похоже на разговор с подругой. Если Плотников сообщит о разговоре, то… Осинцев не знал, что может быть. «Оставят здесь. Или замерзну по дороге, или Шрам потом утопит»… – подумал Осинцев (почему-то ему казалось, что Шрам будет его именно топить). На улице раздался рев клаксона – Осинцев узнал его, это сигналил Яков Алферов, наверняка звал его, Осинцева. Осинцев сгорбился и пошел на улицу, словно на казнь.

8

В Челябинск приехали уже к вечеру 25-го. Долгая дорога вымотала всех, даже самые бойкие – тот же Фомин – сникли. Фомин последние часы сидел в машине нахохлившись, глядя в окно. Коньяку он не пил и никому его уже не предлагал. Осинцев был этому рад. Плотников, по всему выходило, ничего не сказал. Но вот значило ли это, что он ничего не слышал – в этом у Осинцева уверенности не было. Он даже думал, что, может, и у Плотникова есть в этом деле коммерческий интерес и теперь с тревогой ждал, как же это проявится. За всеми этими проблемами дорога крайне измучила Осинцева.

При въезде в Челябинск караван остановился. Жанна, Громовы и те, у кого был интерес, вылезли, совещаясь, где ночевать – на въезде или на выезде в город. Вылез и Фомин. Он заявил, что знает отличное место, где всех разместят в лучшем виде – мотель «Пеликан» на другой стороне города.

– Разместят так разместят… – пожала плечами Жанна и кивнула – поехали.

«Пеликан» оказался двухэтажной каменной гостиницей на отшибе. Еще с дороги Фомин позвонил туда, и, когда караван подкатил к гостинице, их уже ждали, оставалось лишь получить ключи. Когда устроились, собрались было поужинать (на первом этаже имелось небольшое, на три столика, кафе для постояльцев), но оказалось, что повариха из кафе уже ушла. Осинцев, стараясь не подавать виду, воспрял.

– Давайте я сготовлю… – предложил он Жанне (снотворное было у него с собой, а пока все спят, он рассчитывал хотя бы проверить сумки). Жанна, он видел, была не прочь, но Плотников, теперь все время каким-то образом оказывавшийся рядом, сказал, что на готовку времени уйдет много, а завтра рано вставать, и предложил обойтись сухим пайком – тем, что было в сумках и рюкзаках. Жанна, подумав, сказала, что это резонно.

Осинцев похолодел – все слышал Плотников, все знает. Он старался не встречаться с ним взглядом. Ужин устроили в самом большом, на четверых, номере, где поселились Громовы и Алферовы. Внесли еще один стол, сели кто где. Когда выставили на общий стол продукты, оказалось, что их не так и много – разного вида рыбные и мясные консервы, хлеб да колбаса. Семен Каменев предложил было сгонять в круглосуточный, но и машины уже загнаны были на стоянку, и никому уже не хотелось на мороз – решили обойтись.

– В конце концов, Иисус накормил всех пятью хлебами и двумя рыбами… – проговорил, посмеиваясь, Плотников, когда все уселись. – А у него было куда больше народу…

– Вот только не надо сейчас о Боге… – заговорил Семен Каменев. – Такие разговоры – и на пустой желудок…

Плотников усмехнулся и ничего не сказал. Филипп только видел из своего угла, как Плотников переглянулся с Канунниковым, которого Филипп видел за все эти дни едва ли не второй раз. Канунников ему не нравился: Филипп замечал, что при всей своей общительности Канунников, когда думает, что его никто не видит, смотрит волчонком, исподлобья. Сейчас Филипп подумал, что не помнит голоса Канунникова – да и слышал ли он его вообще? «Молчаливый паренек… – подумал Филипп, следя за Канунниковым. – Зачем Плотников его потащил?».

– А почему, собственно, не надо о Боге? – задиристо заговорил Фомин, к которому при виде продуктов вернулись силы.

– Игорь Сергеич, не начинай! – поморщился Андрей Каменев. – Все знают, что тебя не переспоришь.

– А чего бы не переспорить? – вскинулся Семен Каменев. – Бога нет – одна сказка.

– Чего вдруг сказка? – приспросился Фомин так, что было ясно – готовит оппоненту каверзу, капкан.

– Ну, а что? – принял вызов Семен Каменев. – Непорочное зачатие, весь род от Адама и Евы, чудеса всякие – разве это возможно?!

– Вот смешной народ люди! – всплеснул руками Фомин, и Филипп, внимательно за ним следивший, понял, что Каменев таки попался. – Непорочное зачатие? И кто-то считает это невозможным в наше время, когда есть, например, экстракорпоральное оплодотворение? Адам и Ева? Наука выявила, что весь род человеческий пошел от мужчины и женщины, живших в Африке. Против этого ты, Сема, ничего не имеешь, а вот в Адама и Еву не веришь.

– Ты видел фотографии глаза стрекозы? – спросил его Семен. – Это что – Бог сделал? За семь дней?

– Так он на то и Бог! – весело ответил Фомин. – Это у тебя и у меня такое не получилось бы за всю жизнь. А он-то – Бог.

– Да иди ты… – отмахнулся от него Каменев. – Сейчас вот помру с голода – и какая польза от этого твоему Богу?

Все захохотали.

Из спиртного осталось только две литровые бутылки водки. Для такой большой компании это было, конечно, пустяки, но, когда водка кончилась и некоторые, в первую очередь Семен Каменев, приуныли, тот же Плотников достал из рюкзака пакет.

– Будем превращать воду в вино! – провозгласил он. Это оказался винный порошок, из которого можно было сделать и бочку вина, если бы в том была необходимость. Решили обойтись меньшими количествами.

После еды и выпивки настало ожидаемое размягчение. Мужики отвалились на подушки, Жанна забралась с ногами в одно из кресел. Филипп вспомнил что-то и включил телевизор.

– Вот чего тебе, Филипп, надо от этого ящика? – недовольно пробубнил из своего угла Семен Каменев. – От жизни отстать боишься?

– Вчера митинг должен был быть в Москве – хочу узнать, как прошло… – сказал Филипп.

– Так тебе про него и рассказали! – хохотнул Семен Каменев.

– Да хоть как расскажут, а кое-что понять можно… – пожал плечами Филипп.

– Динозавров по одной кости восстанавливают, так и здесь. Берешь противоположность от лжи – и получается правда. Или почти правда.

Лев Фадеев, внимательно слушавший этот разговор, усмехнулся и помотал головой.

– Что? – спросил его Филипп.

– Да вот зачем все это? – пожал плечами Фадеев.

– Что – это? – спросил Филипп, глядя между тем в телевизор.

– Ну, вот эти митинги все… Буза эта вся… – Фадеев говорил лениво – разморили тепло и еда. – Зряшное дело.