Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова
— Уж ты-то знатный пахарь, — хмыкнул Котов. — Есть новости?
— Не особо, — пожал плечами Степан.
— Тогда оставь меня в одиночестве, будь добр. Скоро я оденусь и выйду.
— Как скажете, барин, — напарник согнулся в шутовском поклоне и вышел из комнаты.
Олег фыркнул ему вслед и занялся собой. Когда он вышел на кухню, где они со Степаном обычно ели, когда не было гостей и не перед кем было разыгрывать комедию, напарник уже сидел за столом с газетой. Со стороны Олега стоял горячий завтрак. Благодарно кивнув, он уселся за стол.
— Рассказывай, — велел Олег, приступая к утренней трапезе.
— Твои новости будут поинтересней, — отодвинув газету, заметил Степан.
— Но я пока ем, — справедливо заметил Котов. — Так что начинай первым. Куда уходил вечером?
— Собирал урожай, — ответил он со смешком, — а ты еще говоришь, что я не пахарь. Самый натуральный пахарь и есть.
— И что урожай?
— А, — напарник махнул рукой. — Ничего особо ценного. Часть купцов, приехавших ранее, уже завершили свои дела и разъезжаются. Пары с каретами ничего подозрительного не творили. Одни и вовсе переехали к родственникам, так что их можно вычеркивать. У Воронецких в Петербурге родни нет. Кто-то был в столице проездом и тоже уже отбыли. Так что если наш хамелеон и прятался под чьей-то личиной из них, то он теперь окончательно ее сменил. Кстати, по описанной тобой внешности Румпфа, еще никого не было замечено. В общем-то, это и всё, что я собрал за вчерашний вечер.
— Отчего тогда сияешь? — полюбопытствовал Олег.
— А это уже мое лично дело, — задрал нос Степан, и Котов усмехнулся:
— Симпатичное дело?
— Премиленькое, — вновь широко улыбнулся напарник. — А раз ты можешь есть и задавать вопросы, то можешь и рассказывать. Как прошел твой вечер?
Олег не ответил сразу. Он еще некоторое время в молчании продолжал завтрак, и настроение начало постепенно портиться. Ему отчаянно не хотелось рассказывать, потому что Котов знал, что ответит напарник.
— Отчего молчишь? — полюбопытствовал Степан. — Прелестная Софья сковала уста?
Котов одарил его пронзительным взглядом, после демонстративно взял чашку с остывающим кофе.
— Позволишь прежде все-таки доесть? — спросил в ответ Олег.
— Сколько угодно, лишь бы не лопнул, — подняв руки, усмехнулся Стёпа. — Я смиренно жду.
Котов задержал на нем взгляд, и напарник также демонстративно вновь открыл газету. Завтрак продолжился в тишине, нарушенной лишь задумчивым:
— Н-да-а, — издаваемым Степаном. А еще: — Ну надо же…
— Не уймешься? — сухо спросил Олег.
Напарник сдвинул газету и ответил удивленным взглядом, но в тоне его, когда ответил:
— В чем дело? Я читаю прессу, — послышалась нескрываемая фальшь, не позволившая Котову усомниться в том, что Стёпа издевается.
В ответ на это, Олег решил прежде убрать за собой, и был вознагражден фырканьем Степана.
— Ну всё, всё! — воскликнул напарник. — Я уже наказан и признаю это. Больше не буду читать газет и высказывать мнения вслух, когда ты занят издевательством над моей тонкой душой. Можешь даже больше никогда не мыть посуды, только начни рассказывать наконец!
Котов взял полотенце и обернулся, продолжая вытирать руки.
— Ты был услышан, посуда теперь всегда твоя, — легко согласился Олег.
— Это низко, подло и бесчеловечно использовать слабость человека, чтобы заставить его работать. Ты и так чаще по гостиным сиживаешь, чем берешь тряпку в руки, — возмутился Степан. — Я и готовлю, и убираю, и посуду мою, только что стирает прачка.
Олег вернулся за стол, уселся и подпер щеку кулаком:
— Так мне рассказывать или пожалеть тебя?
— Рассказывай, — смилостивился Стёпа. — Жалости, как и совести, от тебя всё одно не дождешься.
Котов усмехнулся, после откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.
— Вечер вышел приятным, — сказал он. — После театра меня пригласили в ресторан. Светлин желал разобраться, что я за птица. Я разбирался, в каких высях летают они с супругой. Они действительно состоят в родстве и не скрывают этого. В родстве дальнем, но схожесть объяснили тем, что в их семьях сильная наследственность. Еще рассказали, что общались с детства, что объясняет выходку Софьи с моим сюртуком. И то, как Максим продолжал сдергивать его. В общем, я склонен признать, что они и вправду супруги Светлины из Суздаля.
Степан поджал губы и некоторое время в молчании не сводил взгляда со старшего напарника. Котов и без слов понимал, что о чем он думает.
— Они вели себя естественно, — сказал Олег и отвернулся.
— Отправь меня в Суздаль, — произнес Стёпа, и Котов вновь посмотрел на него, но уже с удивлением. — Мы оба понимаем, что сейчас ты предвзят. Тебе понравилась дамочка, и кажется, очень понравилась, раз даже подозрение, что она — это и есть хамелеон, вынуждает тебя пойти на поводу собственных желаний. А желаешь ты, чтобы она хамелеоном не была.
Так отправь меня в Суздаль, чтобы я через несколько дней тебе в точности сказал, супруги ли твои Светлины, и Светлины ли они вообще. Ведь могут и скрывать свою настоящую фамилию, если, к примеру, степень их родства ближе, чем они уверяют, и это вынудило бежать из родного города и искать счастливой доли в столице.
Может такое быть? Вполне, согласись. Кузены или троюродные брат с сестрой. Это уже запрет церкви и порицается людьми. Можно поступить еще проще и вызвать Полянского. Если Максим — это Михаил, то Алексей Дмитриевич его опознает. Даже странно, отчего мы уже не сделали этого, как только заподозрили Светлиных.
Котов поднялся со стула. Он отошел к окну, заложил за спину руки и перекатился с пятки на носок. Раздражение, вновь всколыхнувшееся, Олег задавил. Слова Степана были справедливы, и он заранее знал, что скажет напарник, даже был согласен с ним. Только по непонятной дури, ибо это была именно дурь, опасная и недопустимая, он готов позволить хамелеону и далее творить свои дела, лишь бы не допустить, что настоящего ангелочка с голубыми глазами уже не существует. Да, Стёпа был во всем прав, а он, Олег, ведет себя глупо и непрофессионально.
— Вызывай Полянского, — наконец произнес Котов. — Пусть посмотрит на нашего Максима Аркадьевича. Действительно что-то мы сглупили. Должно быть, эти бесконечные вялые брожения по мистикам и прочим шарлатанам совсем расслабили. Слишком давно ничего серьезного не происходило.
— Да, по-моему, еще ни разу ничего серьезного не было за те пятнадцать лет, что я здесь, — усмехнулся Степан и поднялся из-за стола.
— Я на десять лет дольше, было
