Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти
– Сеньоры, вы оскорбляете святого человека! – с возмущением резко заявила дама в возрасте, сидевшая слева от купца. – Все знают, что чума продолжает пожирать лицо и тело отца Ота, отнимая остатки зрения. Поэтому глаза у него стали такими светлыми. Он платит за проступки всех грешников Испании ценой своих страданий, которые согнули его спину и отняли твердость походки.
Эймерик потерял всякий интерес к разговору. Он рассеянно ел, думая о том, может ли этот От быть rex nemorensis, упомянутым отцом Арнау. Нет, вряд ли. Разве приверженцу языческого культа удастся безнаказанно действовать в одном из главных центров христианства в Арагоне? Это уж слишком даже для дьявольского заговора, который он пытается раскрыть. И все же инквизитор чувствовал, что человек в капюшоне имеет какое-то отношение к этой таинственной истории. Нужно найти повитуху – и как можно быстрее.
– В монастыре живут женщины? – спросил он у Мансаноса в конце ужина.
– Нет, нет! Здесь только приезжие, для которых есть отдельная общая спальня. Женщинам запрещено заходить в монастырский двор, церковь и центральные здания.
– А кто у них следит за порядком? Монахи?
– Разумеется, нет. – Юноша немного покраснел. – Днем из деревни приходят служанки, а вечером возвращаются домой.
– Из деревни? Но поблизости я не видел ни одной деревни.
– Они есть, просто чуть дальше. Почти все служанки из Арисы, это деревня к западу отсюда, на холме.
– Как вы сказали, она называется? – вздрогнув, спросил Эймерик.
– Ариса. Там всего дюжина домов и маленькая церковь. Есть еще замок, собственность семьи Четина, но он уже давно заброшен.
Эймерик сморщил лоб. Может, Ариса – это искаженное от Аричча? Почему бы и нет? Тогда слова Терезы о близости к Аричча имели бы смысл… И потом, в долине есть озеро, правда, не озеро Неми, но… Как называл его купец? Ах да, озеро Мируар. Неужели…
Юный Мансанос продолжал болтать – теперь о делах своего господина, адмирала Энрикеса. И не заметил, как, озаренный внезапной догадкой, Эймерик вздрогнул. Мируар! На языке ойль[37] это значит «зеркало». А озеро Неми называют Speculum Dianae! Зеркалом Дианы!
Инквизитор вдруг почувствовал абсолютную уверенность в том, что избрал верную дорогу. И эта уверенность пробудила в нем зверя. Чувства у него обострились, глаза сузились, нервы натянулись как струна. Он предвкушал неминуемую битву и всем своим существом жаждал ее. Но теперь нужно было действовать осторожно, очень осторожно. Эймерик понимал, что по-прежнему слишком мало знает о враге и его намерениях. Хотя обнаружить логово ему удалось.
Тихий звон колокола возвестил об окончании ужина. Эймерик обмыл пальцы в серебряной чаше, потом поднялся; Мансанос сделал то же самое.
– Я хочу прогуляться, – сказал инквизитор юноше, надеясь отделаться от него.
– Но это запрещено! После вечерни и ужина все гости должны вернуться в дом, где будут ночевать – его запирают снаружи. Это правило монастыря.
– А если я хочу помолиться с монахами?
– И это тоже запрещено. Но многие постояльцы перед сном молятся вместе. Вы можете к ним присоединиться.
Эймерик не ответил и вернулся в общую спальню в дурном расположении духа. Там, наконец, навязчивый юноша оставил инквизитора в покое и отправился к себе. Эймерик тщательно задернул простыню, служившую шторкой. Задул свечу и, сидя на краю кровати, стал прислушиваться к звукам, доносившимся из огромной залы.
Перед тем как уйти, монах пожелал всем спокойной ночи, а оставшиеся на ночлег начали готовиться ко сну. Некоторые действительно вполголоса вместе прочитали Розарий[38]. Молитва длилась долго. Наконец кто-то погасил факел; воцарилась тишина.
Настороженно прислушиваясь к каждому шороху, Эймерик прождал, по крайней мере, час. Потом осторожно отогнул край простыни. Свет луны из нескольких узких окошек на противоположной стене падал на пол. Все простыни были задернуты; тишину нарушал лишь едва слышный храп.
Инквизитор вышел в залу и замер в нескольких шагах от входа в соседнюю арку; сердце бешено колотилось. Потом, убедившись, что его никто не заметил, быстро и бесшумно пересек комнату и остановился у одной из бойниц. Снова застыл как статуя и долго, даже слишком долго, простоял, почти не шевелясь. Затем наклонился и выглянул наружу.
Поначалу он не увидел ничего, кроме яркого света луны. Но вскоре глаза различили в темноте склон холма, густые заросли, блестевшее вдалеке озеро. Инквизитору показалось, что он слышит шум водопада Кола-де-Кабальо, пусть и очень, очень тихий. Эймерик напряг слух, но тут его внимание привлекло нечто странное.
Внезапно из темноты начали появляться звезды и собираться вокруг луны. Потом они стайкой быстро полетели к озеру. Хотя нет, это были вовсе не звезды. А крошечные человеческие фигуры, которые, простирая руки, бесшумно спускались к водной глади, – там, вдали. Вскоре озеро озарилось серебристым сиянием, словно его поверхность усыпали мириады светлячков. Более того, инквизитор расслышал отголоски хора сотни женских голосов, слаженных и высоких.
Весь в смятении, он зачарованно наблюдал за происходящим до тех пор, пока огоньки не погасли и не осталась только луна, заливающая светом все вокруг. Тогда, в водной глади, словно в мутном зеркале, отразилось какое-то изображение. Издали не удавалось толком ничего разглядеть. Однако он увидел – и в этом сомнений быть не могло – два огромных темных глаза на очень бледном лице, в облаке еще более темных волос. Видение длилось лишь одно мгновение. В следующий миг поверхность озера стала черной с редкими бликами, а песнь зазвучала в два раза громче. Потом повисла тишина, мигом вернувшая инквизитора в реальность.
– Вижу, вам тоже не спится, – вдруг прошептал чей-то голос у него за спиной.
Вздрогнув, Эймерик резко повернулся, готовый схватить незнакомца за горло. Но увидев перед собой купца, который сидел напротив за ужином, опустил руки.
– Я заметил свечение… – словно оправдываясь, сказал инквизитор.
– И так каждую ночь, – ответил купец, подходя к бойнице. – Это женщины с холмов готовятся к празднику Девы Пилар. В нынешнем году будет что-то невероятное.
Инквизитор посмотрел на купца с подозрением.
– Вы принимали участие в подготовке?
– Нет, конечно. Выходить ночью из монастыря строго запрещено. Но у меня бессонница, и я видел их несколько раз. Не понимаю, что именно они изображают, но, наверное, зрелище будет потрясающим – столько света и удивительных фокусов.
Кажется, купец ничего не знает, подумал Эймерик. Побоявшись, что тот начнет без умолку болтать, инквизитор сухо пожелал ему
