Совок 10 - Вадим Агарев
Остальные четверо сидельцев постепенно расположились за столом и назвались без кликух, по именам. У каждого из них я заметил на руках художественные отметины, которые свидетельствовали о том, что соседи мои — люди сплошь заслуженные. Что по ленинским местам они хаживали. И некоторые не по одному разу. Все они были старше меня.
— Чифирнём? — заискивающе, с вопросом-просьбой обратился косоглазый Витёк к Васильичу, — Чтобы до отбоя еще разок успеть?
Если бы у Витька был свой чай, то он спрашивать разрешения ни у кого не стал бы. Предложить мог, а спрашивать нужды бы не было. А поскольку ни у кого другого он не поинтересовался на этот счет, то, значит, только у желтозубого есть запас заварки. Это я тоже отметил в своем мозгу. ИВС не тюрьма, с колобухами тут сложнее, да и мало, кто из близких уже успел сориентироваться и заслать сюда передачу. Но у желтозубого почему-то при себе чай уже есть. Н-да…
— Тогда крути дрова! — не стал возражать держатель стратегического запаса арестантского допинга, — И простынь тогда твоя!
У меня упали в никуда остатки и без того убитого настроения. В ближайшие полчаса, пока не проветрится, предстояло вытерпеть тяжкий и вероломный удар канцерогенными токсинами по моим несчастным лёгким.
— Погоди, Васильич! — подал я голос, — Давай, я дровами займусь?
Мужик обернулся и удивлённо воззрился на меня. Видимо, никак не ожидал, что я проявлю инициативу в решении такого насущного и специфического вопроса.
— Валяй! — отмерев, не стал он противиться, копошась в своём сидоре и доставая из него початую пачку байхового. — Только, смотри, чтобы хватило на полный сиротский кругаль!
Я поднялся с лавки и, перешагнув через нее, пошел к полке, на которой располагался «колхоз».
Там я взял алюминиевую казённую шлёмку, каким-то образом утаённую от сдачи вместе со всей грязной посудой после хавки. Она оказалась чистой, но с несколькими кусками серого хлеба. Выложив хлеб на застеленную газетой полку, я осмотрелся. И двинулся к каменному приступку, на котором стоял бачок с водой. Зажав миску в руках поудобней и покрепче, я начал шоркать её кромкой по камню. Полы, и особенно у входа в камеру, были гораздо удобнее для заточки отвальцовки миски. Но проявив опаску, что жулики могут посчитать такие мои действия неуместными, рисковать я не стал. Тот же Витёк запросто может возмутиться, что чистую посуду я запарафинил об пол, по которому все ходят от параши.
Намудохавшись до мокрой спины, я всё же заточил кромку шлёмки до необходимой остроты. Завернув матрац на нижней шконке, я приступил к заготовке экологически чистых дров. Начал со стороны стены. Откалывая щепу нужного размера от прикрученных к металлическому каркасу нар досок. Дыму от них будет не меньше, чем от туго закрученных в полиэтилен тряпок, но моим лёгким он обойдётся гораздо дешевле. Горящие тряпки и полиэтилен, это настолько грустно, что прежний мой опыт из девяностых, своей печалью помнится мне до сих пор.
— Бывал у хозяина? — перехватил я недоумённый взгляд желтозубого.
В ответ я неопределённо пожал плечами. Никто не имеет права, сидя на соседних нарах, лезть в душу другого арестанта и настаивать на каких-либо ответах, пока тот не упорол косяк.
— Диван, давай к «роботу»! — теперь уже распорядился косоглазый Витёк, принявший из моих рук пучок разноразмерной щепы. — Должно хватить! — жизнерадостно подмигнул он мне, очевидно в предвкушении вожделенного чифира, забыв на время, что я ненавистный мент.
Диваном оказался тот самый парень, который квартировал на втором этаже над многоопытным Васильичем. Он кинул осторожный взгляд на желтозубого и, не встретив возражений, подойдя к глазку, встал на стрёме, заодно заслонив обзор вертухаю.
Витёк и мосластый Васильич доверять ответственный процесс подъёма чифиря никому не стали и отошли в угол к «колхозу». Там они начали колдовать над приготовлением «блатной каши».
Воспользовавшись тем, что рядом нет ни желтозубого, ни косоглазого и недоброго Витька, я негромко обратился с вопросом к сидящему по соседству бродяге назвавшемуся Саньком, хотя выглядел он вдвое старше меня. Он с живым интересом наблюдал за приготовлением чифиря и попервости меня не расслышал.
— Я говорю, давно вы вшестером отдыхаете в этом номере? — мне пришлось продублировать ему своё любопытство дважды.
— Не, нас тут раньше полный комплект был! — сообщил он, — Десять рыл. Все шконари были заняты. Но сегодня после утренней баланды семерых перекинули в другие «хаты». — Санёк умолк и вытянув шею снова начал нетерпеливо выглядывать, как идёт приготовление допинга.
— А кого завели? — задал я свой главный вопрос, без удовольствия вдыхая дым от крашенных масляной краской деревяшек, — Ты же говорил, семерых вывели, а вас тут вроде бы шестеро было, когда я заехал? — не повышая голоса, продолжил я любопытствовать.
— Ну так Васильича и завели! — недовольно отмахнулся Санёк, которого я отвлёк от созерцания важного для него действа, — И Витька с Диваном вместе с ним.
Ну вот и славно! Остаётся ждать, когда начнётся главная часть спектакля. А, может и хорошо, что они деревяшки подпалили. Парашей, хоть я уже и принюхался, вонять стало меньше!
Глава 14
Как и положено по тюремным стандартам, в этом ИВС тоже присутствовала вентиляция. Как приточная, так и вытяжная. Её короба были размещены под потолком продола. Охрана, чтобы не дышать вонью камер, использовала только режим притока воздуха извне. Создавая тем самым избыточное давление в продоле. Благодаря этому обстоятельству, наполнивший камеру дым достаточно проворно уходил на волю через окно.
Бережно держа накрытый фольгой от упаковки чая кругаль через газету, Васильич прошествовал к столу. Участвовавший в процессе приготовления чифиря Витёк, нетерпеливо уселся ближе к парящей кружке по другую сторону. А неторопливый старшой снова полез в свой сидор. Достав из него газетный комок, он разместил его на сплаве рядом с исходящей ароматом «блатной кашей».
— Ну, что, цветной, угостишься с нами? — с откровенной насмешкой посмотрел он на меня, — Чифирнёшь или стрёмно тебе с каторжанами босяцкого чаю выпить?
— Ты чего, Васильич⁈ — отвлекся от своего нетерпения косоглазый, — Неправильно это! Не по понятиям с ментом чифирить!
— Нишкни! — не оборачиваясь на ревностного охранителя воровской этики,