Никита Аверин - Охота на Нострадамуса

Чудовищный, гигантский Левиафан из многочисленных терминалов, залов ожидания, взлетно-посадочных полос, диспетчерских, один за другим тасующих ревущие туши лайнеров с ловкостью Вегасовских крупье, залов ожидания, магазинов и кафе, километровых очередей на досмотры и таможню гудел, пульсируя подобно огромному улью деловито трудящейся американской авиапромышленности. Сам воздух, в котором Габбана мешалась с Тако и едким привкусом керосина, волнами накатывающего из приоткрытых дверей посадочных гейтов, искрил напряжением, нервами, опозданием. Четвертый по загруженности аэропорт мира. Пятьдесят тысяч человек в день. Глупо предполагать, что циклопическое пространство по сравнению с которым лабиринт Минотавра выглядел бы детской площадкой, можно обойти за несколько часов, инспектируя и обследуя каждый уголок. Кого-то выслеживать, а тем более искать — еще глупее. Тем более в одиночку. В аэропорт снарядили команду из десяти человек, но принимая в расчет размеры сооружения, это было все равно, что послать на бейсбольный мачт одного разносчика сосисок. Непрекращающийся людской гомон на мгновение перекрыл переливчатый звуковой сигнал, предваряющий объявление:

— Уважаемые пассажиры. Рейс VX406 до Лос-Анжелеса переносится, приносим свои извинения. Повторяю…

И все-таки он правильно поступил, что вызвался добровольцем. Это отличная возможность продемонстрировать начальству, или каким там еще высокопоставленным шишкам и боссам свои возможности. Он докажет что давно готов к настоящей работе. Не то, что эта Либби, и нафига ее только прислали. Это же надо! На год младше его, а уже оперативный агент.

Хэнк фыркнул и откусил от бутерброда с беконом и овощами, купленного в «Сабвее». Вкусно, но дорого. Охренеть как дорого! По большому счету американец со средним достатком за несколько часов тратил здесь сумму, на которую вполне мог существовать половину недели. Не говоря уже о приезжих, вот с этих дерут вообще три шкуры, начиная с билетов и заканчивая сувенирами из «Дьюти Фри».

— Барстоу, ты как? — справился вставленный в ухо наушник.

— Чисто, — наклоняясь над подносом, буркнул агент.

— Мы так до второго Пришествия не управимся. Как же достали эти высоколобые, со своими предположениями, я не спал в своей кровати уже второй день.

— Говорят тут что-то необычное.

— Как же! — фыркнул наушник. — Наплетут с три короба, лишь бы за них кто другой нагибался.

— Держи карман шире. Ладно, пойду Боба вытаскивать. А то он уже полчаса из видеосалона не вылезает.

— Отбой.

Хэнк глянул на электронное табло, висящее за витриной кафетерия — пора было закругляться и продолжать патрулирование. На часах было три часа ночи.

Ладно парень, кончай ломать Дика Трейси. У тебя есть словесный портрет клиента, Заратустры, или как его там именуют по оперативной разработке. И под это описание не попадает ни одна тупая сучка, тратящая деньги с кредиток своих мужей на беспошлинную покупку духов и шмоток в «Дьюти Фри». Клиента следует искать в другом месте, если он, конечно, вообще здесь есть.

Вытерев руки и губы салфеткой, Хэнк встал из-за стола и направился в туалет, по пути внимательно вглядываясь в лица пассажиров, ожидающих объявлений о начале посадки. Он ненавидел летать, предпочитая перемещаться из штата в штат на машине, чтобы чувствовать твердую почву под колесами автомобиля. Поэтому у него всегда вызывали недоверие люди, обожающие полеты на самолетах, вертолетах или, боже упаси, прыжки с парашютом.

В туалете практически никого не было, за исключением пожилого джентльмена у писсуара, пытающегося, видимо уже довольно продолжительное время, побороть дряхлеющий организм и выдавить из себя хоть пару капель. Джентльмен повернул голову и посмотрел на вошедшего агента. Лицо мужчины покрывала испарина, а взгляд одновременно и дружелюбность, и рассказанные за свою никчемность.

— Доброго вам дня, сэр, — просипел старик.

— Угу! — агент жизнерадостно улыбнулся в ответ. Хэнк даже пожалел беднягу, ведь рано или поздно ему и самому придется оказаться в столь унизительном положении. Хотя, с его работой вполне можно и не дожить до столь преклонных годов. Расстегнув ширинку, агент пустил шумную струю в зев писсуара. Пожилой джентльмен, невыразительно проворчав, поправил брюки и шаркающей походкой отправился мыть руки. Хэнк следил за стариком краем глаза, но не столько из любопытства, сколько по привычке. Но стоило агенту закончить справлять нужду и опустить взгляд, как пожилой джентльмен за его спиной разительно изменился. Сгорбленная спина распрямилась, сделав мужчину почти на голову выше. Рассеянное и виноватое выражение на лице сменилось хладнокровной улыбкой.

Мнимый старик потянул за пуговицу на левом манжете пиджака, в котором притаилась тонкая стальная леска. Сделав два быстрых широких шага, старик набросил удавку на шею ничего неподозревающего агента.

— Что за… — больше Хэнк произнести не успел. Стальная леска не только перекрыла доступ кислорода в легкие, но и моментально сдавила трахею до неприятного хруста.

Через несколько минут из туалета вышел мужчина в униформе пилота American Airlines. В нагрудном кармане у него притаился перстень, взглянув на который можно было подумать, что его обладатель бывший рок-музыкант.

Закончив инструктаж «ирбисов», Дениел покинул Чикаго. Он даже не стал заезжать в свою комнатушку, все необходимое для дальней дороги он припрятал в камере хранения на автовокзале. Конечно, он мог бы воспользоваться самолетом, что сократило время поездки как минимум втрое. Но это было слишком опрометчиво, передвигаться на «серых борзых»* гораздо безопасней. В Толидо он пересел на поезд до Кливленда, где ему пришлось задержаться на несколько часов, чтобы забрать из химчистки «Дядюшка Чам Пау» заказ на имя Эштона Вотсана. Настоящий Вотсон, опытный пилот гражданских авиалиний, испачкал одежду на вечеринке у студенческого приятеля, опрокинув кувшин маргариты на форменные брюки и блузку. Когда Эштон придет получить свой заказ, дряхлый китаец, тот самый Чам Пау, лишь разведет руками и продемонстрирует погашенную квитанцию, оставленную первым Вотсоном.

Разъяренный Эштон грозил хозяину прачечной самыми страшными небесными карами и сворой лучших нью-йоркских адвокатов, не зная, что укравший его форму Дениел уже покидал город в салоне грейхаунда, несущегося по восьмидесятой трассе в сторону Большого Яблока.

Остаток пути Дениел проспал как младенец, открыв глаза лишь после того, как водитель автобуса, толстый поляк, объявил по громкой связи: