Михаил Акимов - Фрэнки Ньюмен против Виртуальности

— Фрэнк, зачем ты ворвался в зал и всё испортил? По-моему, султан собирался сделать мне какое-то заманчивое предложение! А какое у него благородное лицо, ты заметил?

Здесь я тоже бросаю свой тон, и мы оба весело хохочем.

— Ох, мужчины! — покачивая головой, говорит Клара. — Всё-то вам мало! Фрэнк, ты тоже такой? У тебя есть гарем?

Видимо, в моих глазах что-то мелькает, и это не остаётся для неё незамеченным.

— Ну-ка, ну-ка, — весело кричит она, хватает меня за рукава кафтана и разворачивает лицом к себе. — Так, смотреть мне в глаза! Быстро признавайся, сколько у тебя жён?

— Три, — скромно отвечаю я.

Секунд пять Клара смотрит на меня с тем же весельем, потом понимает, что это правда. Взгляд её тухнет, она выпускает мои руки и поворачивается к борту.

— Немного, — после довольно долгой паузы произносит она с какой-то непонятной интонацией. — Даже до эфиопа не дотягиваешь, не говоря уж о султане. И всё равно странно: вроде бы наши законы такого не допускают. Если ты не мормон, конечно.

— Три жены у меня было не одномоментно, а по очереди, одна за другой, — поясняю я. — С последней развёлся чуть более полугода назад.

Показалось ли мне, что при этих словах с неё спало напряжение, или это на самом деле так? Как бы то ни было, разговор после этого у нас не идёт, и, ещё немного постояв, она ссылается на усталость и уходит в каюту.

Я брожу по палубе. Придираться к экипажу со всякими идиотскими командами перестал давно, это было интересно только на первой стадии, когда всё казалось необычным и новым. Сейчас мы друг друга не трогаем, поэтому дело идёт без суеты и своим чередом.

Я занимаюсь тем, что прогоняю в уме третью стадию: это та самая, на которой меня чаще всего били и даже поднимали на копья. Вот это последнее беспокоит особенно. Будет ли мне и в самом деле больно, случись такое сейчас, когда я уже не сижу за компьютером, а встречаюсь со своими врагами лицом к лицу и вполне реально бегаю, прыгаю и дерусь? Насколько серьёзны будут раны; заживут или останутся навсегда? Материала для каких-либо выводов у меня нет, так как две предыдущие стадии я проскочил очень лихо, не получив ни одного удара, ни единой царапины. Спрашивать об этом у Блейна было бесполезно — он и сам не знает. Ведь я — их эксперимент, именно на мне они и хотели всё проверить. Так что, если допустить, что я к ним вернусь, то прикончат меня не сразу; сначала самым подробным образом обо всём расспросят и только уж потом…

Когда на копья поднимали Эдвенчера, его отбрасывало на начало стадии, и он снова был, как новенький: чувствовалось, что произошедшее его никоим образом не смущает и никаких неудобств не доставляет. Но я уже знаю, что игра и то, где я нахожусь сейчас, имеют определённые различия, так что самочувствие Эдвенчера — не аргумент. Я ведь не он, а некий сплав виртуального его и реального меня. Поэтому вполне логично предположить, что следствием всаженного в меня копья будет серьёзное повреждение внутренних органов, если не чего похуже. А моя любознательность отнюдь не простирается до желания проверить это практическим путём, вот я и раздумываю, как бы мне обойтись без стычек с эфиопами и в то же время прочитать слово и благополучно перейти в четвёртую стадию, на которую у меня особые надежды.

Мне кажется, кое-что о механизме «вываливания» из игры я уже понял. Это происходит тогда, когда я совершаю какие-то действия, которые на компьютере просто невозможно осуществить. Взять хотя бы эпизод в комнате и в зале. Я мог бы до потери пульса давить на клавиатуре все клавиши подряд, но мне бы всё равно не удалось проскочить под тигром или подбежать к султану и приставить саблю ему к горлу. А здесь я свободно совершаю всё, что в принципе осуществимо. Гораздо больше меня интересует другое: почему я вывалился не сразу же после этого, а гораздо позже. Подумав, в качестве гипотезы принимаю следующее: это происходит тогда, когда покидаешь какое-то замкнутое пространство, например, дворец султана. Тут же чувствую, что это вряд ли так, но другого объяснения пока нет.

До этого места ещё более-менее понятно, а вот дальше начинается полная неразбериха. Что будет, если я обойду со стороны территорию игры, войду в неё где-нибудь рядом с пещерой, быстро прочитаю слово — и назад? «Простит» ли мне игра, если я не дам эфиопам возможности похитить Клару, а после этого просто вернусь с ней на корабль? Все эти вопросы из разряда тех, ответы на которые можно получить лишь практическим путём. Значит, нечего над ними и голову ломать, нужно обдумать, где и как вывалиться из игры, а там — как получится. Пожалуй, делать это надо сразу же в порту и нечего тянуть. И Клару надо в это время держать за руку, а то ещё, чего доброго, вывалюсь один — и бегай потом, ищи её… В этом-то случае схватки с эфиопами точно не избежать!

После полудня прибываем в порт. Если бы разработчик при создании стадии заглядывал в географические справочники, следовало бы считать, что это — Массауа, но поскольку он в лучшем случае лепил это на основе «Копей царя Соломона» (вряд ли его беспокоил такой нюанс, что зулусы — это всё-таки не совсем эфиопы), то правильнее будет называть просто «Порт».

Клара уже вышла на палубу и держится со мной холодно. С чего бы это? Неужели причина — три моих неудачных брака? Глупо. Я-то ведь не лезу к ней с расспросами про Доусона. Сейчас она в очень скромном коричневом платье длиной до пят и с глухим воротником. Наверное, это должно мне намекнуть на некоторую отчуждённость, возникшую в наших отношениях. А если я настолько туп, что не пойму этого, Клара принимает и другие меры: во время нашей погрузки в шлюпку она держится за канат и не хватается даже за мой кафтан. И это несмотря на то, что я провёл с матросами предварительную беседу и открытым текстом сказал, что ничего страшного, если щит будет мотать даже сильнее, чем в прошлый раз.

Заговорить с ней мне удаётся только в шлюпке. Я сажусь на скамью напротив и критически разглядываю её платье. Такого, разумеется, ни одна женщина вынести не сможет, даже если она дала обет молчания, и в качестве наказания ей грозит вечное пребывание в аду.

— Не нравится? — с вызовом спрашивает Клара.

— Красивое платье, и выглядишь ты в нём чудесно, — говорю я и делаю вид, что погружаюсь в раздумья.

Добиваюсь-таки своего: она начинает беспокоиться, потому что понимает, что это неспроста.

— А в чём тогда дело? Я же вижу, что ты смотришь как-то не так…

— Понимаешь, чёртов разработчик сделал так, что в этой и следующей стадии ты едва ли не голая… Да ты же сама это видела: ты заходила ко мне в офис, когда я её проходил. Наверное, эфиопы тебя разденут. Вот и думаю, как бы этого избежать…