Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова

Глаша вновь фыркнула, еще раз повернулась перед зеркалом, вздохнула и махнула рукой.

— Я собралась, Мишенька, не пора ли выходить?

— Можешь повертеться еще минут десять, а после пойдем, — усмехнулся Михаил, а затем все-таки добавил строго: — Помни, кем ты вынудила нас назваться. Не вздумай вести себя вольно, не желаю, чтобы из-за выдумок сестры меня подняли на смех по той причине, что жена флиртует с мужчиной перед моим носом. Я еще не женат, и становиться посмешищем наперед не желаю.

Глаша всплеснула руками:

— Мишенька, голубчик, да как ты можешь говорить такое? Когда это я вела себя вольно?

— А хоть и сегодня в парке, — едко ответил Воронецкий, и его сестра ответила не менее едко:

— А не стоило меня бросать одну посреди улицы.

— Я не бросал! — возмутился Михаил, и Глаша парировала:

— Я не вела себя вольно, — и отвернулась опять к зеркалу.

Ее брат открыл было рот, чтобы ответить, но махнул рукой и отвернулся к окну. Он некоторое время слушал шуршание ткани у зеркала, после послышался негромкий перестук каблучков, и Глашенька взяла его за руку.

— Мишенька, не сердись, и я не стану сердиться. Сегодня у нас хороший вечер, не будем браниться. Лучше пойдем, господин Котов уже, должно быть, ждет нас. Мы и так сегодня уже себя опозорили, и того хватит. Не станем показывать себя полными невеждами.

Михаил обернулся, некоторое время смотрел на сестру и вдруг усмехнулся:

— Не припомню, когда тебя заботило мнение кавалера.

— Так ведь Олег Иваныч не кавалер, — улыбнулась девушка. — Он всего лишь наш сосед, а мы супруги.

— Каждый раз коробит, когда слышу это, — фыркнул Воронецкий и встал с подоконника. — Но ты права, дурно мы себя сегодня уже показали, хотя и он повел себя невежливо, подойдя к тебе. Не будем усугублять. Идем.

Глашенька кивнула, мазнула еще раз по зеркалу взглядом и вздохнула.

— Душа моя, ты прелестно выглядишь, перестань придумывать, — улыбнулся брат. Он поцеловал сестрицу в щеку и мягко подтолкнул к двери.

Олег уже стоял у театра. Он вышел к углу с той стороны, с которого был виден «Старый феникс», и застыл в ожидании. Однако мысли его сейчас были не о Светлиных, точнее не только о них. Когда Котов спустился, швейцар передал ему послание от Александра Александровича, которое принес посыльный аккурат в тот момент, когда Олег уже спускался вниз по лестнице.

А до этого принесли послание от Марка Карловича. Его Котов прочитать успел, в отличие от записки Рыкина. Господин Маклин уведомлял, что таинственная колдунья готова встретиться с ним, и ему надо быть готовым завтра к четырем часам после полудня, когда за ним заедут. «Спуститесь вниз и ждите. И умоляю, Олег Иванович, не подведите меня Бога ради. Я поручился за вас, как за человека заслуживающего доверия».

— Однако сегодня щедрый день, — усмехнулся Котов, прочитав послание.

— Новости? — спросил Степан, отложив в сторону книгу.

— Завтра меня отвезут к неведомой колдунье, — ответил Олег. — Посмотрим, что за птица и отчего эта таинственность.

— Нам бы сейчас на хамелеоне сосредоточиться, — заметил Стёпа. — Если появятся новые жертвы, а мы так и не продвинемся в расследовании, Петербург наводнят группы из Ведомства. А нам после могут и категорию понизить. Тебе-то не страшно, ты и без того от седьмой всего на ступень ниже. А вот мне на вторую сползать не хочется, куда я тогда пойду? Бумаги перекладывать и рассылать резолюции начальства?

— Прикажешь по мистическим салонам разослать уведомления, мол, приношу глубочайшие извинения, господа мистики, но мне пока не до вас, есть дичь пожирнее? Вторженцы приходят и уходят, а служба остается. К тому же, если я не ошибаюсь, то Воронецкие живут от нас в минуте пешего хода, а стало быть, и хамелеон у нас под носом.

— Хоть бы так, — вздохнул Степан. Он снова взял книгу, открыл ее, но вновь захлопнул и произнес: — Олег, мне покоя не дают твои слова, что он мог убийством Румпфа нас выманивать. Не попытается ли он нанести удар первым?

Котов, сидевший в кресле напротив, закинул ногу на ногу и отрицательно покачал головой:

— Нет, он не для того, хочет знать, как мы выглядим. Если я прав, и это была проверка, то он будет всеми силами избегать возможности своего обнаружения. И если я опять же прав, и Светлины — это Воронецкие, то он будет вести себя так, как вела бы себя Глафира Алексеевна, чтобы не разгадали подделки ни брат, ни мы.

— И всё же?

— Чтобы сюда прибыли каратели из Ведомства? Если он убьет хоть одного из нас, его из-под земли достанут и уберут без разбирательств. Хотя ему и без того уже живым не уйти. Три жизни на его совести, а может, и больше. Это мы пока знаем только о троих. Однако я больше переживал за Сан Саныча, но, подумав, пришел к выводу, что никого из наших знакомых он не тронет.

— Почему? — подался вперед напарник.

Олег усмехнулся и заложил руки за голову:

— Уж ты бы мог и сам догадаться. Энергетика, Стёпушка, энергетика! Облик-то он примет, а что с энергетической основой сущности делать? Он только после поглощения даст знакомый нам фон, но после скопленная энергия смешается с уже поглощенными ранее жизнями и изменится. Если бы мы знали прежде тех, кого он выпил, то его личины были бы нам известны. Так что маской Сан Саныча он мог бы прикрыться сразу после поглощения и только один раз, дальше я бы увидел. А стало быть, никого из наших знакомых он не тронет, и от нас будет бегать десятой дорогой. Но если встретится, то будет вести себя так, чтобы мы даже не заподозрили подмены. И еще знаешь что?

— Что? — спросил Степан.

— Я не хочу, чтобы Светлины оказались Воронецкими. Софья Павловна слишком хороша, чтобы быть поглощенной хамелеоном, — и он рывком поднялся с кресла, испытав прилив раздражения.

— Ого, — хмыкнул напарник. — Неужто дамочка понравилась?

— Она хороша, но не для меня в любом случае. Если она Софья, то у нее есть муж. А если Глафира, то под ее личиной скрывается хамелеон. Так что очаровываться я не буду. И не вздумай подтрунивать, обижусь, — добавил Котов и вышел из гостиной.

И вот он ждал подозреваемых, чтобы провести с ними приятный вечер, точнее создать его видимость, а на самом деле — продолжить изучать. Еще