Дэн Абнетт - Пария

Он взглянул на меня. Должно быть, я выглядела крайне встревоженной. Внезапно его поведение резко изменилось. Он, похоже, был смущен.

— Мамзель, приношу извинения, — произнес он. — Я слегка отвлекся. Я сказал не то, что дОлжно. Я… Я не желал вас обидеть.

Чем он думал обидеть меня? Я демонстрировала только озадаченность. Что он видел на моем лице? И что ожидал увидеть?

— Я лишь хотел, чтобы вы не сомневались. — произнес он.

— Чтобы я не сомневалась?

— Что у вас есть союзники. Даже сейчас.

— Союзники, мастер Лупан?

Он колебался.

— Ну, скажем так, я просто хотел, чтобы вы знали — я в курсе. Я хотел показать, что все понимаю. Я специально поместил эту книгу в витрине после… скажем так… событий прошлой ночи. Я полагал, возможно, несколько преждевременно, что это даст вам ключ к пониманию… если это будет необходимо.

— Ключ к пониманию, мастер Лупан?

— Н-ну, скажем так, ключ к тому, чтобы перейти к обсуждению главной темы. «Блэкуордс» никогда не вмешивался в программу. Мы всегда поддерживали Короля. Но, если ситуация изменилась, если обстоятельства стали иными, и, если необходимо более активное содействие… может быть, надежное убежище, или сопровождение при перемещении в более безопасный мир…

— Мастер Лупан, я решительно не понимаю, о чем вы говорите, — произнесла я.

Он смотрел на меня. Это был исполненный боли и тревоги взгляд — словно у поклонника, который наконец нашел в себе достаточно решимости, чтобы признаться в своих чувствах к возлюбленной леди, но получил обескураживающий отказ. Он был смущен, и его гордость была уязвлена.

— Конечно, — произнес он с поклоном. — Конечно же нет. Конечно же, Вы не можете знать. Мне не следовало даже упоминать об этом. Я подумал — скажем так… Впрочем, неважно. Прошу извинить мое неподобающее поведение. Я хочу заверить, что семья Блэкуордс всегда славилась благоразумием и предусмотрительностью, и, боюсь, я нарушил нормы поведения, принятые в нашем торговом доме. Я был слишком откровенен….

Он осекся. Где-то в глубине торгового дома звякнул колокольчик. Колокольчик, который берут в руку и звонят, вызывая кого-то.

— Прошу прощения, — произнес он. — Я должен ненадолго отлучиться. Я скоро вернусь. Прошу вас, продолжайте знакомство с книгой; предоставляю Вам в этом полную свободу. Сервиторы принесут вам еще шоколада, или соланового чаю. Обещаю — я вернусь через мгновение.

Он убежал. Сервиторы выпрямились и глядели на меня.

— Чаю. — скомандовала я, и они удалились.

Я осталась одна. Поведение Лупана было крайне странным, он говорил о вещах, о которых я понятия не имела — но я распознала форму, в которой он начал разгвор. Это была проверка. Неуклюжая, топорно проведенная — но несомненно проверка. Когда он говорил, возможно, в его речи были кодовые слова, которые, как он полагал, я должна была знать, догадавшись по ним, о чем идет речь. Он приглашал меня ответить, показав, что я тоже понимаю, о чем он говорит, продемонстрировать мое знание этих тайных предметов. Но я не дала ему ответа, на который он рассчитывал. Возможно, его господа, эти таинственные и невидимые члены семьи, управлявшей «Блэкуордс», тайно наблюдали за нами, и колокольчик вызвал его, чтобы понести наказание за оплошность.

За кого же он принял меня? Одна его фраза особенно обеспокоила меня. «После событий прошлой ночи».

Надо было убираться отсюда. Как только он вернется, я принесу извинения и сбегу, сославшись на ранее назначенную встречу, на которую Лаурель Ресиди, к сожалению, не может не явиться.

Ожидая его возвращения, я обошла стол и стала рассматривать книги на приставном столике, другие тома, которые, как он полагал, могли меня заинтересовать.

Меня. Именно так он и сказал. Он постарался отобрать те книги, которые могли бы заинтересовать меня — не моего нанимателя.

Я перевернула каждый из архивных ящичков, в которые были заключены книги. «Жизнь Орфея». «История губернаторства Санкур и Правления Человека в Субсекторе Ангелус». Драма под названием «Король в желтом». Трактат об использовании масок и иные мысли о правдоподобности персонажа»…

Книг было много, названия большинства из них были мне неясны. Одна из них была совсем маленькой, в синем переплете, на котором не было никаких обозначений. Я открыла ящичек и вынула ее. Это был блокнот, его пожелтевшие страницы были исписаны от руки. Я решила, что он вполне уместно выглядел бы среди блокнотов Секретеря. Записи были сделаны коричневатыми чернилами, четким безупречно-ровным почерком. Я не могла прочесть ничего, потому что записи были сделаны с использованием чего-то вроде шифра, или, вернее, на языке, которого я не знала. Но на внутреннем форзаце был номер — 119 — и слова, написанные на анграбике:

«Повседневные записи Лилеан Чейз; о ее знании (иначе — о ее Когнитэ)»

Я моргнула. Слово обрело смысл.

— Он возвращается, — произнес мужской голос из тени. — Тебе нужно уходить, или он схватит тебя.

Пораженная, я обернулась. Мужчина выступил из затененного дверного проема. Он был бледным, с небольшой темной бородкой. У него были длинные волосы, черные и довольно растрепанные, они падали на воротник. Его одежда тоже была темной. Он глядел на меня серыми глазами — его взгляд не был дружелюбным или враждебным, он просто был.

— Кто вы? — спросила я.

— Он пытался захватить тебя, не применяя силу, — произнес незнакомец, мотнув головой в ту сторону, куда удалился Лупан. — Но он тебя недооценил. Тем не менее, они намерены заполучить тебя. Ты для них — товар, тебя можно выгодно продать. В общем, на твоем месте я бы сбежал прежде чем он вернется — и будет вести себя менее деликатно.

— Кто вы? — повторила я.

— В настоящий момент, — ответил он. — Я — твой единственный друг.

Вторая часть истории, названная

ЦЕННЫЙ ТОВАР

Глава 17.

О Реннере Лайтберне

Я ответила ему враждебным взглядом. Его вид мне не нравился. Он выглядел как человек из низов общества, что само по себе не было недостатком — я тоже не могла похвастаться высоким происхождением, — но в его спокойствии я видела ту грубую, неотесанную простоту, которую можно встретить лишь у подонков, населяющих городские улицы.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— У меня нет имени. — ответил он.

— Что за ерунда! — заявила я. — У каждого есть имя.

— И у меня было, — произнес он. — А теперь нет. Потому что я Проклятый.

Обычно у Проклятых были приметные знаки, отметины на щеках или на шее, но на нем я их не видела. Впрочем, кажется, метка все-таки была — на руке, там, где бледную кожу скрывал черный рукав куртки: тонкие черные линии, переплетение росчерков, которые я поначалу приняла за волосы на руке, — но теперь видела, что они вполне могут быть татуировкой, говорящей о его положении.