Максим Дегтярев - Условный переход (Дело интуиционистов)
— Краб совершил одно-единственное действие — ударил господина Мосса по голове гаечным ключом. Ленивец из «Дориды» с первого раза проткнул сердце Кириллу Хинчину. Что будет, если я прикажу роботу, который убирает коридоры на этом этаже, сделать что-то подобное?
— Вы прекрасно знаете, что ничего. Даже если вы прикажете ему всего лишь почесать вам спину, не произойдет ровным счетом ничего. Каждому роботу известен круг его обязанностей. Каждый робот знает, кто имеет право отдавать ему приказы и с кем он имеет право вступать в контакт — непосредственный или посредством какого-либо предмета.
— Однако, — заметил Другич, — ограничения, которые вы перечислили, устанавливаются человеком — оператором, как в случае с уборщиком коридоров, или владельцем, если робот принадлежит частному лицу. Изначально у робота нет никаких ограничений.
— Точнее сказать, он ограничен во всем, — возразил Гроссман, — поэтому я бы прежде всего проверил, какие команды получали роботы и от кого. Иными словами, я бы проверил их хозяев. Полиция этим занимается?
— Лишь постольку, поскольку роботам стерли память. Проверяют всех, кто мог это сделать. Правда, пока не ясно КАК это было сделано. Ясно только, что вмешательство произошло на самом низком уровне нейрокодирования — на уровне подсознания, сказал бы я, если бы речь шла о человеке. Напрашивается вывод, что либо роботов амнезировал высококлассный специалист — своего рода гипнотизер в мире роботов, либо они уже родились с этой командой.
— Простите, с какой командой? — оживился Чандлер. — С командой «убить»?
— Нет, Гарри, — немного небрежно успокоил его Гроссман, — с командой забыть то или иное событие. Впрочем, это одинаково невероятно. Если уж говорить о том, чем забито «подсознание» робота, то скорее вы найдете там команду «помнить всё».
— Существование «гипнотизера» вам кажется более вероятным? — поинтересовался Другич.
— Поменяйте гипнотизера на ведущего специалиста отдела нейросетей, и вопрос снимется сам собой.
Случайно или нет, но Гроссман назвал должность Рашель Мосс в «Роботроникс-Фаон». «Успели навести справки», — решил Другич. Вместе с тем, он знал, что двадцать третьего декабря в радиусе пятидесяти километров от «Дориды» не было ни одного ведущего специалиста-кибернетика. Полиция на сей счет обшарила все гостиницы и транспортные центры. «Либо пропустила, либо… Нет, — отбросил оба варианта Другич, — покупатель в ювелирной лавке рассматривал витрину, которая как раз напротив входа в кафе; он точно видел, что после Кирилла никто в кафе не входил».
Он пересказал Гроссману показания свидетеля.
— Роботом можно управлять дистанционно, — возразил тот.
— Ага, по телефону, — хмуро усмехнулся Другич, — это все равно, что произнести команду ему на ухо. Как громко надо крикнуть, чтобы робот не просто оглох, но еще и потерял память, причем, выборочно?
— О котором из двух роботов вы говорите? — не реагируя на выпад, уточнил Гроссман.
— Прежде всего, о Крабе с Фаона. Это робот, предназначенный для домашних работ. Ни одним типом связи, кроме обычной телефонной, он оборудован не был. Ленивец из «Дориды» откликался на интерком, но это несущественное добавление.
— Господа, — внушительно произнес президент, — нет смысла спорить о деталях, пока мы не исследовали роботов. Надо решить, как мы будем взаимодействовать. Вы, господин Другич, сказали, что у вас есть доступ к роботу, находящемуся в Браске. С него и начнем. Тим, — обратился он к Гроссману, — когда ты готов вылететь?
Кибернетик полез за ответом в комлог.
— Послезавтра во второй половине дня, — ответил он, пролистав столько страниц, что Другичу начало казаться, что раньше марта Гроссман не освободится.
— Отлично. Вы, господин Другич…
— Встречу его в Браске.
— Прекрасно. Значит, мы договорились.
— Безусловно. — Другич щелкнул каблуками и пошел дарить девице за стойкой прощальный подарок — что-то для ухода за ногтями.
10
Четвертого и пятого января мы получили два подробных отчета о пребывании доктора Гроссмана в Браске, но о них — чуть позже. Сначала я расскажу, чем мы занимались последние десять дней.
Во-первых, два дня мы отдыхали — каждый по-своему, ничего особенного, упоминаю о них лишь для того, чтобы вычесть два из десяти и получить восемь более-менее рабочих дней.
Во-вторых, Изида. За ней мы установили наблюдение. Большую часть времени она проводила в «Дум-клубе», дума принимала только Оливера Брайта. Уверен, она бы приняла и меня, но Шеф запретил «выходить на контакт». Особое внимание мы уделили ее личной жизни — как в браке, так и после него. Знакомцы Борисовых уверяют, что те жили душа в душу, и это несмотря на огромную разницу в возрасте и абсолютную несхожесть интересов. Портрет ЧГ никто не опознал — среди знакомцев не оказалось ни одного поклонника Эль Греко. По словам сотрудников, Борисов был кибернетиком от бога, всю жизнь он конструировал роботов. Он основал собственное конструкторское бюро, ставшее впоследствии заводом по производству бытовых роботов. Потом, в эпоху глобализации, он продал половину своих акций земному «Роботрониксу», и роботы стали выходить под их маркой, завод же переименовали в «Роботроникс-Фаон». Конструкторское бюро осталось частью предприятия, Борисов лично возглавлял его до самой смерти. «Дум-клуб» был вторым его увлечением. Он конструировал для него роботов. Мои товарищи по оружию являлись не лучшими их представителями, но таковых было большинство. Богатая публика не любит, когда роботы ее в чем-то превосходят — известно ведь, что тупость механических слуг является одной из дежурных тем в аристократических салонах. Интересно, что Оливер Брайт был хорошо знаком с Борисовым, и именно Борисов познакомил актера с Изидой. Об отношениях между Изидой и Брайтом еще можно как-то догадываться, но что сблизило актера с кибернетиком — полностью покрыто мраком.
Умер Борисов 26-ого апреля прошлого года. Говорят, что все к этому шло. Двадцать лет он жил с искусственным сердцем. Где-то в декабре позапрошлого года, то есть, за пять месяцев до смерти, выяснилось, что оно выработало свой ресурс раньше времени. Борисову требовалась пересадка нового сердца. Рутинная по нынешним временам операция была в случае Борисова крайне рискованной, вероятность успеха не оценивалась выше пятидесяти процентов. Борисов откладывал операцию до тех пор, пока искусственное сердце не остановилось. Это случилось, когда он работал в своем домашнем кабинете. Его вовремя нашли, перевезли в госпиталь и сразу же прооперировали. В первые часы после операции всем казалось, что монетка легла той стороной, на которою ставил Борисов. К нему допустили Изиду, и несколько минут они разговаривали наедине. Внезапно, во время беседы, он потерял сознание. Его снова положили на операционный стол. Через два часа он умер. Разрыв аорты, изношенной вековым стажем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});